Изнанка счастья. Вера Колочкова

пожалуйста.

      – Погоди, у меня где-то коробка конфет есть. Подарок от благодарного пациента. Сейчас найду.

      – От кого? От благодарного пациента? Бывает, что от вас уходят с благодарностями?

      – А ты как думала, всякое бывает. И очень часто.

      – Значит, моей маме просто не повезло?

      – Нет, у нее слишком далеко все зашло. Не получилось. Если бы раньше хотя бы на полгода.

      – Нет, Леонид Максимович, я думаю, не в этом дело.

      – А в чем? – поднял он на Мару удивленные глаза.

      – Я думаю, это не потому, что мама опоздала к вам обратиться. Я думаю, это ей бабушка так скомандовала – мол, иди за мной. Когда бабушка умерла, мама сразу болеть начала, я помню. Точно, это бабашка ее за собой позвала.

      – Ну-ну, не нагоняй мистику. Так не бывает.

      – Да вы откуда знаете, как бывает, как не бывает? Вы ж в маминой шкуре не были. И в моей не были. Да, точно, так и получилось, что бабушка маму к себе забирает… Я ж последние годы только и делаю, что этот процесс наблюдаю. Мама сгорела, как свечка, это правда. А я была рядом и ничем ей помочь не могла. Удивительно, как еще школу сумела с хорошим аттестатом закончить, потому что на уроки не ходила практически.

      – Все время рядом с мамой была?

      – Ну да. Надо ведь было еще и деньги добывать на лечение.

      – И где ж ты их добывала?

      – А я в бабушкиных вещах шкатулку нашла. Красивая такая, старинная. А там колечки всякие, сережки. Помню, первый раз понесла кольцо в скупку, тряслась, как осиновый лист. У оценщика чуть лупа из рук не выпала, когда он камень разглядел. Дорогой, наверное. И мне показалось тогда, что денег он страшно много отвалил. Теперь понимаю – обманул, наверное.

      – Почему?

      – А в других скупках мне больше потом за цацки из бабушкиной шкатулки давали. Но то колечко было особенное, старинное, с большим камнем. Он так сиял, что глазам холодно становилось. Наверное, не зря бабушка отца презирала, было в этом что-то… Да, было… Я думаю, это отголоски классовой ненависти в ней говорили. Хотя она никогда о себе ничего не рассказывала. Спросишь – лишь губы подожмет и злится.

      – Наверное, из дворян была? Голубых кровей?

      – Да не… Я думаю, из купеческих, но из очень состоятельных. Потому что те, в ком хоть немного голубой крови осталось, так злобно себя не ведут и детей своих не уничтожают.

      – Да ладно, сама-то не злись. Видишь, помогли тебе бабушкины драгоценности в трудную минуту.

      – Да чем они помогли? Сколько их ушло на знахарей, на лекарства, но все равно без толку. Ладно, мне трудно об этом говорить, я и впрямь злиться начинаю. Вы правы, на покойников злиться нельзя. Спасибо за чай, я к маме пойду.

      Мара подскочила со стула, быстро пошла из кабинета. У двери обернулась, глянула на Леонида Максимовича, проговорила с отчаянием:

      – Ну неужели ничего, вообще ничего нельзя сделать? Ведь так не бывает. Вы же хороший врач, вы самый хороший хирург, я знаю, мне говорили! Неужели ничего нельзя сделать? Вон, с нового года в новый двадцать первый