Ола. Андрей Валентинов

конечно! Книги… Их там, сеньоры, оказалось не слишком много, однако же каждая – истинное сокровище. Вот, пометил я, летопись времен готских, написана в дни короля Родриго, что враждовал с родичем своим Хулианом…

      Окуляры поправил, подумал. Погрустнел.

      – Однако слышал я о летописи той прежде, и отрывки читал. История же вражды Родриго с Хулианом, который и привел мавров на землю нашу, всем известна…

      – Так нет ли чего иного, сеньор? – подхватил Дон Саладо. – Того, что неведомо было вам прежде?

      – Вот! – пухлый палец уперся в какую-то строчку. – Рукопись, в коей содержится неведомая мне прежде поэма о великом Сиде. И хоть отсутствует в рукописи той начало, однако же поэма поистине прекрасна. Даже запомнил я некоторые строчки…

      Зажмурился толстячок, шевельнул усиками.

      – Да, вот! Послушайте! Всадники… Да точно!

      Всадники шпорят, поводья ослабив.

      Ворона в Биваре взлетела справа,

      А прибыли в Бургос, слева взлетает.

      Мой Сид распрямился, повел плечами:

      «Вот, Альвар Фаньес, мы и в изгнанье,

      Но с честью в Кастилью вернемся обратно».

      Вступает в Бургос мой Сид Руй Диас,

      С ним шестьдесят человек дружины.

      Встречать и мужчины и женщины вышли.

      Весь людный город у окон теснится.

      Бургосцы плачут в большом унынье.

      Каждый твердит, взирая на Сида:

      «Честной он вассал, да сеньором обижен».

      Дать ему кров им в охоту, но страшно…

      – Стихи о великом Сиде! – вскричал мой идальго, даже до конца не дослушав. – И при том неведомые даже мне, хоть немало я слышал об этом замечательном рыцаре! Поистине, вам не о чем беспокоиться, сеньор Рохас, самому такое не придумать и в бреду, конечно же, не услышать.

      И вновь послышался вздох, но уже совсем иного рода.

      – И в самом деле, сеньоры, в самом деле! – сеньор лисенсиат даже окуляры снял, на солнышко взглянул. – Не придумать мне такого, тем более стихи эти сложены на старинном наречии и забытым ныне размером… Но хотелось бы еще, еще что-то, чтобы уже никаких сомнений…

      Палец снова заскользил по бумаге.

      – Есть! – теперь сеньор лисенсиат уже улыбался. – Мне надо было про это сразу вспомнить. О таком я точно нигде не слыхал и придумать тоже не мог…

      Встал, ручки свои потер, вновь на небо посмотрел.

      – Как славно сеньоры! Как славно, что разум мой в порядке, хоть и засомневался я изрядно, потому как имелась причина, показавшаяся мне веской…

      А меня уже и любопытство разбирает. И в самом деле, что такого могло случиться, чтобы сеньора Рохаса с толку сбить?

      Толстячок уже и бумаги все спрятал, и на мула взобрался.

      – Пора нам, сеньоры! Надеюсь, извините вы мне мою слабость…

      – Да чего уж там, – вздохнул я, самого себя вспомнив. – С каждым бывает!

      – Если помните вы, сеньоры, – принялся рассказывать толстячок, между мною и рыцарем калечным пристроившись (благо тропа пошире стала). – Хозяин наш, дон Хорхе Новерадо,