Чужие письма. Истории о любви, подслушанные на скамейке. Ирина Антипина

уже тогда в славном городе Москве и поселилась эта «благородная травка» для целей иных.

      Воспоминания набегали, цветными картинками всплывали в памяти, туманили глаза…

      – Теть, а вы чего плачете?

      Рядом на скамейке пристроился маленький мальчик, лет пяти-шести, с новым, каким-то навороченным телефоном.

      – Ну что ты, малыш, разве я плачу. Это дождь…

      Малыш ловко управлял новомодной игрушкой и вдруг, углядев что-то, радостно причмокнул от счастья.

      – Ура! Нашел! Телепузики!!!

      «Боже мой, – подумала я, – какие Телепузики? Кто это? И почему столько радости?»

      Мальчишка залился восторженным смехом и больше не обращал внимания на странную тетку, перепутавшую слезы с дождем.

      – Что ты здесь расселся, на теннис опоздаем, – то ли бабушка, то ли няня рывком подняла мальчугана и потащила за собой, – у тебя еще английский не сделан. Пойдем быстрее!

      Я прикрыла глаза…

      …Красные кирпичные дома на углу Филевской и Кастанаевской улиц располагались на окраине Москвы. Фили заканчивались нашим двором и сараями, за которыми угадывалось болото, заросшее чередой, ее соцветия намертво цеплялись к одежде – не оторвать, – и свалкой, а дальше, всего в километре от нее, доживала свой век подмосковная деревня Мазилово.

      На свалке мальчишки добывали карандаши с непрокрашенной рубашкой и толстую алюминиевую проволоку, из которой делали пульки для рогаток. Зимой, на спор, прыгали с крыш сараев в белые, сверкающие на солнце сугробы. Таких сугробов в Москве не бывает сегодня даже в самые снежные зимы.

      Из деревни Мазилово к нам в дом приходила молочница. Одетая зимой и летом в старую, видавшую виды телогрейку, еще молодая дородная женщина через день приносила нам в больших алюминиевых бидонах свежее молоко. Она опускала в бидон литровый половник на длинной прямой ручке, зачерпывала молоко и аккуратно переливала его в трехлитровую стеклянную банку. Молоко было холодное и очень вкусное. К вечеру в банке почти на ладонь отстаивались густые желтые сливки.

      В конце 50-х годов деревню стали сносить, и за нашими домами развернулась огромная стройка: новый московский район Фили-Мазилово. Деревенские хибары ломали, хозяев выселяли, а фруктовые деревья и кусты филевские жители выкорчевывали и высаживали в свои палисадники, с любовью обихаживая двор.

      «Вот теперь и наш дом настигла та же участь, совсем как тогда», – вздохнула я.

      От воспоминаний меня отвлек все тот же мальчишка. Он капризничал и никак не хотел идти ни на теннис, ни на английский. Он хотел играть в телефон и смотреть мультяшных Телепузиков.

      Да, разные времена и разные поколения: у одного – дворовая дружба и дворовые игры, у другого вместо друзей – нелепые Телепузики и электронные игрушки…

      В тот раз я так и не смогла подняться в свою квартиру. Посидела еще немного на скамейке