за больничный лист и хороший, честный диагноз заключения в больнице серьезной на всю область под порядковым номером 10. Но это я забежал слишком далеко, а сейчас вернусь в эти минуты на свою кровать, в палату общего назначения или режима. На потолке, который был побелен краской белой, похожей на известь гашеную, растресканный из мелких трещин, но цементом зашпаклеванный. Несколько лампочек, висящих на одной люстре, имеющих три лампы из короткого и круглого стекла, вечером, наверное, сильно будут яркими, подумал я. В углу на кровати мужик в темной, сильно синего цвета футболке, на лице много морщин, которые не от старости, а от болезней, наверное, связанных с пьянством и печенью, меня сильно напугали душевно. Встал я и нагнулся взять свой пакет, который небольшой мне мать передала белого цвета, с некоторыми продуктами, которые можно поесть на первое время, чтобы дождаться столовой на утро следующее, в которую я еще не знал, как идти, и видно у меня только приключения будут появляться в этом отделении, подумал я. Пройдя в тапках коричневого цвета к небольшой тумбочке, я протянул свою руку и открыл дверь маленькой тумбочки за маленькую ручку, которая была небольшая, и мне она сильно не нравилась, что все в палате лежат по расписанию и нельзя выходить в коридор из палаты, за которой наблюдают не только медсестры, но и дежурная медсестра в кабинете стеклянном. Больница, похожая на милицейскую исправительную колонию общего лечения от душевного расстройства, которое может быть написано в казенном учреждении, в котором на весь город одно находится, с выдачами справок и заключений, которые нельзя опровергнуть без поддержки адвокатов в суде Ленинского и Советского районов. Вспоминаю, как я еще стою на учете в военном комиссариате не в одном районе, в котором живу, а в двух сразу, таких как Ленинский и Советский, в звании лейтенанта запаса, или имея военный билет один на два района. Мне не нравится, как легко можно любого человека сломать, если он гордый и есть кредит немалый, раньше садили при коммунизме в дурку за политику, сейчас местные отдельные господа города садят из-за кредитов и высказываний критики в адрес бывших друзей из госакадемии, в которой я учился.
– А в этой тумбочке кто еще держит свои продукты? – спросил я у Сереги, который закурил сигарету, похожую на папиросу, рядом с банкой небольшой из стекла, которая перед ним стояла на его тумбочке с книжкой небольшой, которая была с названием странного романа о любви. Мне странно подумать, если ночью мой пакет утащит из тумбочки этот Женек, подумал я.
– Да никто, ты положил, пускай лежит! Никто не будет у тебя его воровать. На полу же ты не будешь его держать, вдруг туда Женя написяет! – ответил, согнувшись, худой Серега, держа себя за живот, и его синие спортивные штаны сильно были старые, с лампасами белыми в несколько полосок.
Наверное, он был хулиган по молодости, подумал я и посмотрел на другого больного, старого деда
