Психушка 10. Побег. Руслан Витальевич Кардашов

как мне друг говорил, что все, кто в психушку попадает, дольше пяти лет не могут прожить после нее, происходит либо несчастный случай, или обратно лечиться приходят в нее, превращаются в овощей для психиатра участкового и становятся инвалидами по жизни в своих достижениях. Мы прошли по коридору мимо гардероба, у выхода центрального я увидел большое зеркало и подошел быстро к нему посмотреть на себя, как я выгляжу. Зеркало высотою 1,5 метра и шириной 0,8 метра на стене розового цвета испугало. В зеркале я увидел худого парня, плечи которого выступали из-под рубашки, немного худое лицо, имеющее пожелтевший цвет, со скулами, которые выпирали из щек. Длинный нос был слишком худой в этом зеркале, и я испугался, что моя жизнь так выглядит, как эта висящая рубашка в вертикальную полоску из трех цветов, под которой висел на груди у меня золотой крест с блестящей цепочкой, которую я всегда берег и снимал, когда играл в футбол на природе, вспоминая, работая в СМУ-8 у директора по фамилии Баринов. Но время изменило события и людей, сделало их злее и коварнее. Мне было странным, как я дожился, что, когда приехал ночью с работы, деревянная дверь моя не закрывалась, на втором этаже замок в дверях на маленький ключ сломали мне странным методом, забили личинку его спичками. Жена с сыном маленьким спали на кровати поздно, а я долго думал перед этим странным попаданием в больницу сюда, кто мне забил замок дверной разным мусором, но по пути я встретил небольшой джип серебристого цвета, стоящий ночью поздно у остановки рядом с дурдомом, в который приехал сейчас спустя неделю.

      – Ты идешь или у зеркала будешь дальше стоять? – крикнула мне мать, стоя рядом с буфетом небольшим и лестничной площадкой, по которой поднимаются на этажи люди и врачи.

      – Да, я иду уже! – ответил я, уставившись глупым взглядом на свои худые плечи и короткий волос, который я пригладил к своему лбу высокому правой рукой, на котором было красивое с белым и красным золотом кольцо обручальное широкое, которое я берег и с которым венчался со своей женой в церкви на Адмиралтейской площади. Ступеньки неширокие, но по ним удобно было сейчас для меня идти, когда моя голова была глупою и болела, словно я вчера выпил вина много сухого. Мне было странным это чувство, кто-то говорил, что у меня невроз развивается, наверное, это был обман, не зная причину развития этой болезни в эти года, подумал я. Мы с матерью поднимались медленно, мне казалось, что количество ступенек на второй этаж было таким, словно это мои прожитые годы в этом городе. Медленно я поднимался, старался все вспомнить, как я радовался личной жизни, ее новым подаркам и невзгодам, обидам и слезам, смеху детей и радости жены. Дракам со своим отцом я оставлял много места в своем сердце. Темный цвет порожков бетонных, по которым я поднимался, сменился дневным светом, который падал от солнца, но его закрывали кирпичные стены больницы, кроме нескольких лучей, которые похожи были на вилку из трех лучей на площадке большой среди лестничных маршев со ступеньками серыми.

      – Такие