Если суждено погибнуть. Валерий Поволяев

купеческих лавок, украшенных жестяными вывесками, и приказал поднять на крыши домов два пулемета.

      Наверх полезли ижевцы: четыре человека на крышу одного здания, четыре – на противоположную сторону, на крышу старого купеческого особняка. Пулемет «максим» – штука тяжелая, меньше чем четверм с пулеметом не справиться. Павлов тряхнул головой:

      – Эх, жалко, «люсек» нету… Пару «люсек» бы сюда! Действительно, ручной пулемет «люис» – самое милое дело для войны на крышах. Но «люисов» не было.

      Стрельба уже слышалась в нескольких местах города. Где-то совсем недалеко, в двух или трех кварталах отсюда, горел дом, неровное пламя бродило тревожными отсветами по низкому небу; латыши, сидевшие за завалом, нервничали – у них не было сведений о том, что происходило вокруг.

      – Без моей команды – не атаковать, – предупредил Павлов своих людей и особо подчеркнул это, обращаясь к воткинцам, – и огня не открывать… Все – только по моей команде.

      – А какая будет команда? – деловито осведомился старший одного из пулеметных расчетов, плечистый мужик с пышными соломенными усами.

      – Выстрел из маузера. – Павлов хлопнул себя по кобуре, болтавшейся на длинном «морском» ремне – этим оружием он обзавелся несколько дней назад.

      – Понятно, – кивнул ижевец.

      – Как твоя фамилия будет, мастеровой?

      – Дремов.

      Латыши продолжали нервничать. Над завалом поднималась то одна голова, то другая – стрельба раздавалась уже совсем недалеко, бой шел на соседних кварталах, здесь же было странно тихо. Павлов внимательно наблюдал за баррикадой. В проулке, скрытом от глаз латышей, вдоль лавок и стен домов расположились его солдаты, притихшие, сосредоточенные. Около дверей скобяной лавки, прижав к боку большую сумку с медикаментами, стояла Варя. Павлов сморгнул, прогоняя с глаз что-то теплое, неожиданно заслонившее взор, и отвернулся.

      Сердце у него билось учащенно. Он опять подумал о городе, которого давно не видел и который стал для него родным – о Ельце. Там церквей столько – не сосчитать, и у всех золотые головы, а по городу, рассекая его, течет светлая чистая река, имя которой известно, наверное, каждому ребенку в России… Павлов покрутил головой из стороны в сторону – дышать становилось еще труднее.

      Пулеметчики втаскивали свои «швейные машинки» на крыши грамотно – без единого стука. Вот только действовали бы они побыстрее.

      Над завалом в рост поднялось несколько латышей. Стрелки озирались недоуменно – не могли понять, что происходит, почему их никто не атакует. Павлов глянул на часы – время шло быстро, а пулеметчики действовали медленно. Он нетерпеливо щелкнул пальцами по стеклу часов: скорее, скорее!

      Вновь оглянулся, безошибочно выхватил взглядом из неровной шеренги людей, прижавшихся к домам, Варю и вновь подумал о Ельце. С каким бы удовольствием он прошелся бы вместе с этой девушкой по главной елецкой улице… Там расположена гимназия, в которой он учился. Павлов улыбнулся неверяще –