Сквозь смех и слёзы…. Александр Борохов

он протянул Сашке мятую пачку «Беломора».

      – Спасибо, – тихо произнес Сашка, – у меня свои. И достал «Мальборо».

      – Красиво, – присвистнул Петр Семеныч, – ну иди, командир ждёт, всё же не май месяц…

      – Владимир Владимирович… – неуверенно начал Воробьев, вылезая из машины, – я не…

      – Да ладно, просто иногда болят старые раны…

      – Вы что, воевали в Афгане?

      – Эх ты, Рембо, – грустно произнес Бродский, – да разве раны только на войне получают? И в тылу бывает такое…

      – Неужели на вызове пером пырнули?

      – Во-первых, не пырнули, а «пощекотали» или «поднесли под рёбра»… А во-вторых, урка из тебя, мягко говоря, хреновый, – и он огорченно сплюнул на землю.

      Сашка недоуменно смотрел на врача.

      – Душевная травма, она, брат, больнее… – он глубоко затянулся.

      – С третьего курса я мечтал стать психиатром. Фрейда, Юнга в светокопиях читал. Окончил «вышку», с «краснеющим», распределился домой – в знойный Ташкент. Проработал два года, стал собирать материал для «диссера». А тут приятель жениться надумал, попросил подменить на дежурстве. Воскресенье, жара, скучища…

      Вдруг прямо к приемному покою подъезжает иномарка. Выходит, солидный мужик, с ним дама, и девчонку из салона волокут, а она упирается. Мужик такой видный из себя, а бабьим голосом причитает: «Ну, Лизонька, ну, Лизок, ну, я прошу тебя, пусть доктор с тобой поговорит…» А та ни в какую. Мать ревёт… Короче, надоел мне этот концерт. Я во двор вышел и говорю: «Девушка, может, все-таки зайдёте, я ведь не кусаюсь». А отец говорит: «Смотри, Лиза, доктор-то совсем молодой, симпатичный, он только поговорит с тобой». Короче, вошли, сели. По-моему, статуя русалки теплее и разговорчивей. А эта, понимаешь, молчит, как Зоя Космодемьянская на допросе. Тут отца и прорвало…

      – Их было три подружки, дружили со второго класса. Не разлей вода, всюду втроем. И вот два месяца назад такое несчастье – Джамиля под поезд попала. Она мне как дочь была. Мать её с инфарктом до сих пор в больнице лежит, а отец… Короче, запил Джафар. А вчера вечером Ирку, их вторую подружку, там же нашли. Пытались с женой хоть что-то выяснить у Лизки, а она только молчит и плачет. Ну пока мы с ней к Иркиному отцу, Сергею Александровичу, соболезновать ходили, мать уборку у нее в комнате затеяла. А под матрацем вот что нашла, – и протягивает мне блокнотик.

      Я на девчонку смотрю, а она на мать так смотрит, что та слезами давится. Открываю блокнотик. Ну, ты сам знаешь: песни о любви, всякие мудрые изречения и пожелания…

      А на последней странице запись: «20 сентября моя очередь».

      Я как это увидел, тут же санитаров вызвал… Короче, госпитализировал. На утро встречаемся, у нее синяки под глазами, говорит, я не сумасшедшая, хочу с вами поговорить… И такое рассказала…

      Короче, Лиза и её две подружки влюбились в Тото Кутуньо. Ну, в шестнадцать лет чего не бывает. И решили написать ему признание в любви. Представь себе, достали итальянский разговорник, вложили