Требуется идеальная женщина. Анна Берест

угодно – казалось, у нее от звуков этой музыки кровоточили барабанные перепонки, – мне было на нее наплевать.

      – А вы, это, знаменитость? А то я про вас никогда не слышала, – с подозрительностью в голосе спросила она.

      Я сделала глубокий вдох. И очень спокойно объяснила, что большие художники при жизни часто остаются неизвестными, поэтому наша самая большая проблема заключается в том, чтобы понять: о нас не знают потому, что мы ничего собой не представляем, или потому, что нас не понимают.

      – Ты когда-нибудь слышала про Ван Гога? – немного агрессивно спросила я, надеясь ее уколоть.

      – Угу. Я видела с училкой французского. Мне понравилось.

      – А что ты видела?

      – Я? Кино.

      Ализе смотрела прямо перед собой. Мне подумалось, что она и по жизни готова двигаться точно так же, не заглядывая далеко вперед и довольствуясь огрызком шоссе, освещенным фарами. Меня охватило желание придушить соплячку и выкинуть на дорогу вместе с ее скейтбордом – пусть ждет, пока ее не подберет очередная вдова пастора.

      – Видишь ли, – вместо этого сказала я, – иногда проходят годы, прежде чем современники поймут смысл твоей работы. Если это случится со мной, то я, возможно, умру накануне признания, как, например, Стиг Ларссон. – Это была моя последняя попытка нащупать в ее культурном кругозоре хоть что-то, способное вызвать отклик.

      В больших равнодушных глазах Ализе наконец вспыхнул огонек интереса. А у меня вдруг сдавило горло, как будто то, о чем я только что говорила, и правда могло произойти. Мне уже виделись мои биографы, рассуждающие о том, что болезнь, которая свела меня в могилу, связана с моим неприятием успеха и нежеланием выставляться и все дело в психосоматической блокировке: если я слишком долго ждала признания, то лишь потому, что подсознательно желала не победы, а поражения и предпочитала жить не на свету, а в тени. Какой-нибудь психоаналитик опишет мой случай и откроет “комплекс чемодана”, из-за которого ребенок, подвергавшийся эксплуатации со стороны жаждущих славы родителей, повзрослев, запрещает себе стремиться к известности.

      – Сегодня некоторых художников почитают чуть ли не как богов, хотя при жизни их никто не воспринимал всерьез! Они могли подыхать с голоду, и никому не было до этого дела! – пылко произнесла я. – Все эти критики, эксперты и прочие лицемеры готовы дрочить на призраков, а на живых чихать они хотели!

      Последние слова я почти выкрикнула, отчего мы обе вздрогнули.

      – Самым значительным событием моей молодости было знакомство с Франческой Вудмен, – сказала я Ализе. – Ты знаешь, кто она такая?

      – Нет.

      – Ясное дело.

      Ализе вжалась в сиденье и натянула на голову капюшон, а я начала свой рассказ.

      Франческа

      Мне было пятнадцать лет, когда я познакомилась с Льюисом – американским музыкантом, приехавшим в Тур, чтобы совершить нечто вроде паломничества: его двоюродный дед в конце Второй мировой войны участвовал в освобождении города от нацистов. Мы встретились в