Анатолийская мечеть XI–XV вв. Очерки истории архитектуры. Е. И. Кононенко

Анатолии возводимые здесь пока немногочисленные мечети становятся не только необходимыми для мусульманского населения культовыми сооружениями, но и инструментом политической пропаганды и объектами архитектурных поисков. Ареал этих объектов примыкает к границам Северной Сирии, зодчество которой именно в рассматриваемый период (до середины XII в.) оценивается как наиболее интрузивная фаза средневековой мусульманской архитектуры,[104] т. е. эпоха осознания классического наследия и взаимопроникновения традиций, в т. ч. христианских. Правда, если Я. Таббаа объяснял эту особенность сирийского материала относительной изоляцией данной территории и как следствие – вынужденным консерватизмом и «томлением в собственном соку» в противовес активному поиску новаций в персидском зодчестве,[105] то применительно к анатолийской архитектуре приходится говорить скорее о сознательном выборе ориентиров в рамках политической риторики Великих Сельджуков, направленной на утверждение легитимности своей власти в северо-западных областях Халифата и тем более на вновь присоединенных территориях Восточной Анатолии.[106]

      При этом архитекторы анатолийских памятников не только быстро осваивают работу с непривычным для иранцев, но традиционным для зодчества Анатолии камнем, но и оказываются способны на радикальные самостоятельные (учитывая, как говорилось выше, отсутствие какой-либо «сельджукской традиции») решения, создав новый тип культового сооружения, соответствующий климатическим условиям данной территории, – зальную мечеть, легко обходящуюся без двора, но превращающую затененную зуллу в закрытый молитвенный зал.

      В этих условиях мечеть перестает быть лишь местом, выделенной территорией для молитвы, – каковыми являлись, например, не имевшие стен первые мечети Ирака, рассматриваемые как предтечи арабского типа гипостильных дворовых мечетей,[107] временные мечети-намазго или даже айванные мечети Ирана, и становится закрытым помещением, пока что, – в полном соответствии с исламским представлением о ритуальном пространстве, – архитектурно децентрализованным, но более соответствующим метафизическому представлению о Доме и/или Храме. Этот шаг позволяет мечети перестать быть «стабильной горизонтальной структурой»[108] и развиваться уже как архитектурный объем, не только по горизонтали, но и по вертикали, предопределяя усложненную объемность османских культовых зданий и их превращение в пространственные доминанты городов. Создание нового типа зальной мечети, дополнившего уже существовавшие арабский дворовый и иранский айванный типы, должно расцениваться как принципиальный турецкий вклад в архитектуру ислама, и вклад этот был предопределен уже в первые десятилетия исламизации и тюркизации Анатолии.

      Региональные модели восточно-анатолийской мечети в XII в

      Прискакав из далекой Азии, подковами прогреми,

      К

104

Tabbaa Y. Survivals and Archaisms in the Architecture of Northern Syria, ca. 1080-ca. 1150 // Muqarnas. 1993. Vol. X. P. 29.

105

Ibid. P. 29–33.

106

См. подробнее: Кононенко. Анатолийские мечети Великих Сельджуков: архитектурные и политические ориентиры // Искусствознание. 2015. № 3–4.

107

См. подробнее: Grabar О. The Formation of Islamic Art. Yale, 1973. P. 115–116; Шукуров. Образ Храма. С. 46–47, там же литература.

108

Ср.: Шукуров. Искусство и тайна. М., 1999. С. 82.