Одержимость. Ульяна Павловна Соболева

пока я, пользуясь моментом, схватила сигарету из пачки на столе. Молниеносно отобрал, сломал и швырнул на пол.

      – Рассказывай, – прозвучало властно. О, у меня для тебя есть история. Несколько, на выбор. Не подкопаешься. Даже с твоими связями.

      – Что рассказывать?

      – Все.

      – С чего начать?

      Смотрю ему в глаза, и он снова щурится, сам закурил, затянулся сигаретой очень сильно. Но почему у меня от этого сносит крышу? Ведь ничего особенного. А меня просто потряхивает, когда он курит.

      – Начни сначала. Кто? Откуда? По-порядку.

      – Ты собирался на пробежку.

      – Я передумал. Давай, солнышко. Я слушаю. Внимательно.

      Черт. Меня, оказывается, прёт, когда мне приказывают. Ничего подобного раньше за собой не замечала.

      – Мама и папа алкоголики. Сдохли лет пять назад. Воспитывалась в интернате. Год назад сбежала. Жила у кого придётся. Работала на Гошу. Все. Ничего интересного.

      – Кем работала? – напрягся, ожидая ответа.

      – Торговала. Курьер. Не наркота, не ссы.

      – Разговаривай нормально.

      Ладно. Нормально, так нормально. Я подстраиваюсь под тебя, милый, как ты, так и я. Тем более, мои ровесники тоже так разговаривают.

      – Если ты имеешь в виду проституцию – нет, не было. А в стриптизе танцевала. До недавнего времени.

      Он стукнул кулаком по столу.

      – И куда мир катится? А школа?

      Милый, какая школа? У меня с четырнадцати частные уроки в спец заведении.

      – Нет школы. Год, как нет.

      – Живёшь где?

      – Квартиру снимала. Как Гоше задолжала, меня выперли. Теперь нигде не живу.

      Он молчал. Долго.

      – Паспорт есть?

      – Нет. Меня вообще, вроде как, нет.

      Он думает, напряжённо. Курит одну за одной.

      – Значит так, Кукла. Остаёшься пока здесь. Живёшь по моим правилам.

      Я кивнула и потянулась за сигаретами, но он ловко схватил пачку первым.

      – Забудь. С сегодняшнего дня ты не куришь.

      – Совсем? – я надула губки.

      – Совсем. Куплю тебе пластырь, жвачку, и ты бросила.

      – Нахрен тебе это надо?

      Он усмехнулся. Красивый…офигительный.

      – Я так решил. Достаточно?

      Более чем. Это круче, чем я могла придумать. Это моя победа. Первая и, я думаю, совсем не последняя.

      Напряжение немного спало, пока Никитин не открыл верхний шкафчик и не достал бинт, вату, перекись и йод. Вот хрень. Я это с детства ненавидела. Подорожник – самое лучшее лекарство. Ну, перекись. Только не это. Не йод. Я поёжилась.

      – Дай коленку. Намазать надо.

      – Не надо, – сказала упрямо и внутренне сжалась. Он схватил меня за лодыжку, удерживая ногу на весу. На секунду замер, и когда я поняла почему, у самой пересохло в голе. Он увидел мои трусики. Белоснежные, с кружевами.

      – Не дёргайся, – сипло скомандовал и плеснул перекись на коленку. Подул. И я улыбнулась. Как трогательно. Словно я, и правда, для него ребёнок. А потом намазал йодом и снова подул. Я смотрела сверху вниз на его лицо, на ресницы, бросающие