Безобразные девочки снова в моде. Олег Лукошин

в зал, посадили за столик – они выбрали самый дальний. Заказали совсем немного – в её положении налегать на кулинарные изыски было бы рискованно. Он тоже не излишествовал – просто чтобы не дразнить любимую. Они потягивали вино, перебрасывались негромкими фразами и слушали печального саксофониста.

      – Обожаю такую музыку, – говорил он ей.

      – Я тоже, – отвечала она.

      – Сейчас какую—то туфту народ слушает. Настоящая музыка уходит. Вот, единицы лишь хранят ещё её для нас.

      Она вскинула понимающе глаза – говорить сейчас не хотелось, музыка пронимала до самых основ. Когда музыкант закончил композицию, они долго, правда почти беззвучно аплодировали ему.

      – Сейчас я тебе покажу кое-что, – сказал он некоторое время спустя, заговорщически подмигивая. Засунул руку во внутренний карман пиджака.

      – Опля! – и достал бумажник.

      А из бумажника – сложенный вчетверо листок.

      – Взгляни, – протянул ей.

      – Что это? – удивилась она.

      – Прочти.

      Она начала читать, но не сразу вникла в суть дела, нетерпение же в нём бурлило.

      – Это контракт, – не выдержал он, – на покупку дома.

      – Ты купил дом?!

      – Ага… В очень живописном месте – тебе понравится. Правда он ещё не готов к заселению. Но… Это наш дом!

      Она лишь качала головой.

      – Федя, – вымолвила наконец. – Ты – чудо!

      На набережной было пустынно. Ночь робко и бесшумно зажигала звёзды. Она была на удивление тёплой и ласковой, эта бескрайняя ночь. Река искрилась огнями, умиротворяла, ветер обдувал лица – был совсем не сильным, задумчивым каким-то. Задумчивы были и они.

      – Ночь, звёзды, мир… – шептала она.

      Он стоял сзади, обняв её за талию, положив голову на плечо – как и она, смотрел на воду.

      – Я, ты, вселенная… – вторил ей.

      – Так чудно, – шептала она снова. – Мы вдвоём наедине с бескрайностью. Вокруг пустота, вокруг тьма – лишь ты и я остались в этом мире. Почему? Почему лишь мы?

      – Мы – самые счастливые, – отвечал он. – Все, кто был исполнен злобой и ненавистью, погибли. Их собственная злоба, их собственная ненависть поглотили их. Мы оказались единственными, кто верил в любовь.

      – В любовь… – словно эхо вторил её голос.

      – А ты знаешь, кто я? – спрашивал он её.

      – Кто ты?

      – Я – повелитель мира. Я правлю им миллионы лет. Я велик и могуч, лишь одного не хватало мне всё это время.

      – Чего же?

      – Тебя…

      Она повернулась к нему лицом. Они смотрели теперь друг на друга, глаза в глаза – смотрели и тонули в этих взглядах.

      – Чувствуешь ли ты этот мир? – шептал он ей. – Чувствуешь ли ты эту бескрайность?

      – Да, – отвечала она.

      – Она – твоя. Весь мир, вся вселенная – твои.

      Они сблизили губы. Поцеловались.

      – Значит, теперь я – повелительница мира? – улыбнулась она.

      – Да. А наш ребёнок, – он нежно провёл