Очарованные любовью. Повесть о первой любви. Валерий Казаков

осока.

      Как много мы с Ириной в тот день говорили и как взволнованно, как откровенно. Меня переполняла восторженность первых минут долгожданной, настоящей, взрослой любви. Но я уже твердо знал, что с ней, зрелой женщиной, эти первые минуты – только начало, только прелюдия к ещё большему счастью. К восхитительному счастью обладания её телом. И перспектива этого продвижения к манящему будущему, казалась мне бесконечной, чувственно многообещающей.

      – Меня никто ещё так не целовал, – признался я Ирине, когда немного успокоился.

      – Это прекрасно, – ответила она, – значит, я буду первой. Теперь ты будешь помнить меня всю жизнь.

      – Я не хочу только помнить, я хочу быть с тобой всегда.

      – Ну, это мы посмотрим, потом, – ответила она с иронией.

      – Поцелуй меня ещё.

      – Пожалуйста.

      – Твои губы напоминают вкус… весеннего утра.

      – А твои отдают зимней свежестью.

      Так пришел час, потом второй, третий. Головокружение от поцелуев постепенно улеглось. Мы целовались уже как бы по инерции. Я гладил её тёплую руку, что-то говорил, а сам уже чувствовал некую истому, которая предполагает дальнейшее наше сближение – продвижение в перспективу. Там, в этой манящей перспективе, было ещё очень много всего самого заветного. Ирина пока что позволила мне только самую малость, всего лишь на полшага продвинуться вперед. Она не отстранилась, когда я жадно поцеловал её в оголенную шею, не сбросила руку с тёплого, манящего бедра. Двигаясь дальше, моя рука уткнулась в живот, в крутом вираже стала опускаться ниже, ещё ниже. Мое сердце часто забилось в ожидании чуда. Ирина, не выпуская моих губ, издала какой-то странный и пленительный вздох… И в это время старческий голос где-то рядом произнес: «Побойтесь Бога, бесстыжие!»

      Мы разом открыли глаза, отпрянули друг от друга, и увидели шагах в десяти от себя древнюю, мутноглазую и худую старуху.

      – Бесстыжие… Люди кругом ходят, а они целуются, – забормотала старуха, удаляясь. – В наше время такого не было. Нет. В наше время нравы были другие. Распустилась, испортилась молодежь. Ох – хо – хо – хо! Какой стыд, какой позор!

      Ирина с презрением посмотрела старухе в спину и сказала вполголоса:

      – Завидует, старая дева. Старые девы все такие. Она бы рада сейчас стать распущенной и развратной, да время ушло.

      – А мне почему-то её жаль, – откровенно признался я.

      – Чтобы потом не жалеть, поцелуй меня ещё… Ты чувствуешь, какая я? Чувствуешь?

      – Да.

      – Какая же?

      – Ты страстная.

      – Это потому, что я ничего не боюсь и ни о чем не жалею… Хочешь… Хочешь, – пойдем ко мне сейчас же?

      – Да. Очень хочу…

      – А, может быть, не надо. Я где-то прочитала однажды: «Ты

      нецелованных не трогай, неискушенных не тревожь» и что-то ещё в этом роде. Кажется, я нашла нецелованного. Ведь так? Ну почему ты ничего