Анжелика – маркиза ангелов. Анн Голон

Ортанс! – позвала Анжелика. – Взгляните-ка, по-моему, это наши братья, Жослен и Раймон.

      Ортанс с Анжеликой и старая дева поспешили вниз. Они появились в гостиной в тот момент, когда мальчики здоровались с дедом и тетушкой Жанной. Со всех сторон сбегались слуги. Послали за бароном в поле и за баронессой – в сад.

      Юноши отнеслись к этому радостному переполоху довольно сдержанно.

      Одному из них было пятнадцать лет, другому – шестнадцать, но их часто принимали за близнецов, так как они были одного роста и похожи друг на друга. У обоих – матовый цвет лица, серые глаза, черные прямые волосы, свисавшие на помятый, грязный белый воротник монастырского платья. Различалось только выражение лица: у Жослена – более жесткое, у Раймона – более скрытное.

      Пока братья односложно отвечали на вопросы старого барона, кормилица, сияя от счастья, постелила на стол красивую скатерть, принесла горшочки с паштетом, хлеб, масло и котелок с каштанами нового урожая. Глаза юношей заблестели. Не дожидаясь приглашения, они уселись за стол и принялись есть – жадно и неаккуратно, что привело в восторг Анжелику.

      Она заметила, что братья худы и бледны, что их одежда из черной саржи сильно вытерлась на локтях и коленях.

      Разговаривая, они опускали глаза. Ни тот ни другой, казалось, не узнали ее, а вот она помнила, что некогда помогала Жослену доставать птиц из гнезда, так же как теперь ей самой помогает Дени.

      У Раймона на поясе висел пустой рог. Анжелика спросила, для чего это.

      – Для чернил, – ответил он высокомерно.

      – А я свой выбросил, – сказал Жослен.

      Внесли свечи, вошли отец и мать. Барон был рад встрече с сыновьями, но немного встревожен.

      – Почему вы здесь, мальчики? Ведь вы даже на лето не приезжали. Начало зимы – несколько необычное время для каникул, не правда ли?

      – Летом мы не приехали потому, – начал объяснять Раймон, – что нам не на что было нанять лошадь или хотя бы отправиться в почтовой карете, которая ходит между Пуатье и Ниором.

      – И если мы сейчас здесь, то совсем не оттого, что разбогатели… – продолжал Жослен.

      – …А потому, что монахи выставили нас вон, – закончил Раймон.

      Наступило тягостное молчание.

      – Ради святого Дени, скажите, что же вы натворили, судари мои, коль скоро вам нанесли такое оскорбление?! – воскликнул старый барон.

      – Ничего. Просто уже почти два года августинцы не получали за нас платы. Вот они и дали нам понять, что вместо нас хотят принять учеников, чьи родители щедрее…

      Барон Арман принялся расхаживать взад и вперед по гостиной, что было у него признаком крайнего возбуждения.

      – Нет, это невозможно! Если вы ни в чем не провинились, не могли же монахи так бесцеремонно выставить вас за дверь: ведь вы дворяне! И монахи это знают…

      Жослен, старший из братьев, зло ответил:

      – Да, они прекрасно это знают, я даже могу повторить вам слова эконома, которыми он нас напутствовал: он сказал,