Конкурс красоты. Виктор Викторович Улин

войдя в аудиторию и бросив свой истрепанный портфель на запорошенный мелом стол.

      Мы звали его «Ивак», сократив в одно два слова «Иван-дурак», плотно ассоциирующиеся с фамилией.

      – Итак, продолжаем знакомство с дифференциальным исчислением. Запишите тему сегодняшней лекции – анализ функции с помощью производных высшего порядка…

      Положив тетрадку Финашина на колени, я делала вид, что записываю лекцию. А сама быстро и аккуратно перекатывала в свою тетрадь домашнюю работу.

      На это ушла почти вся пара.

      Перед практикой я поменяла место.

      Доцент Иванов вошел, как всегда, через пять секунд после звонка и. усталый после лекции, тяжело плюхнулся за свой стол.

      Аудитория притихла, ожидая: все ли пойдет по плану или нечто может на этот раз сбиться.

      – Итак… Сейчас кто-нибудь из вас покажет мне домашнее задание…

      Никто не двинулся. Все смотрели на меня.

      – Максюта! – свистящим шепотом подсказал Парижский. – Ты там не забыла своих обязанностей?

      – Вызываю огонь на себя… – таким же образом ответила я.

      И заняла нужную позу. Отточенную и просчитанную, которую одобрил бы даже какой-нибудь A.S.C. – кинооператор…

      Сидела я на самом краю, в правой половине аудитории, то есть в левой от доски. Выставив в проход левую ногу так, что мое классическое узкое колено сверкнуло, как антрацит, а икра – благодаря положению пятки, высоко поднятой моей чудовищной туфлей – сияла во всем совершенстве формы. Правую ногу я закинула на левую и чуть поддернула юбку – так, чтобы показалась не только вся моя гладкая ляжка и край чулка, но и непристойно натянувшаяся черная резинка, идущая от невидимого пояса.

      И замерла так, ожидая.

      Глаза Иванова прожигали мое колено, хотя он вертел головой, делая вид, будто высматривает кого-то другого среди рядов. Все знали, что так положено, но никому ничего не угрожает.

      – Максимова! – проговорил наконец доцент, вздохнув облегченно. – Решили?

      – Ну, Виктор Викторович… Как вам сказать… Кое-что решила, кое-что не до конца…

      Я специально ломалась, чтобы действие не казалось слишком срежиссированным.

      – Иди, иди, – добродушно подгонял Иванов. – У доски разберемся, что не решила, вместе доделаем…

      Держа перед собой скопированную Финашинскую работу, я встала у доски и взяла мел.

      – Только не пиши снизу, – добавил невозмутимый доцент. – Задачи длинные, начинай повыше, чтобы на все хватило места…

      * * *

      Все получилось совершенно неожиданно в самом начале семестра, когда у нас только началась математика.

      Никто ее, разумеется, не понимал – кроме Финашина – а доцент Иванов, который читал лекции и вел практику, безжалостно зверствовал, особенно доканывая всех огромными домашними заданиями.

      На лекции каждый делал вид, что пишет, и их можно было как-то вытерпеть. На практике же никто не мог усидеть спокойно, опасаясь, что его вызовут к доске показывать эту самую домашнюю работу, за которую никто