Переломы. Франк Тилье

которые, как правило, находятся в Англии.

      – А что вы…

      – Прошу тебя, кончай «выкать». Здесь никто ни к кому на «вы» не обращается.

      – Простите… Я хотела спросить, что ты делаешь с этими беженцами?

      – Они тут задерживаются в среднем недели на три. А мы, наши объединения, помогаем чем можем. Еда, одежда, помыться, первая помощь, если надо. Мы не поощряем незаконные перевозки или иммиграцию, но нельзя же их бросить, понимаешь?

      Фургончик останавливается возле сгоревшего торгового павильона рядом с железнодорожными путями, на которых стоит множество мужчин и женщин.

      – Подождем здесь. Они называют это место «хижиной». Скоро добровольцы начнут раздавать горячую еду. Соберутся все беженцы. И если среди них будет Самсон, я увижу.

      Он включает старую автомагнитолу, ловит станцию «Ностальжи». Песня «Море» Шарля Трене. Если бы Трене знал, на что похоже сегодняшнее море! Алиса легко проводит по стеклу пальцами с коротко подстриженными ногтями.

      – С удовольствием бы занималась таким делом. Помогала бы людям…

      – Я не только в объединении вкалываю, еще я работаю в больнице в Кале.

      – Ты врач?

      – Техническое обслуживание. Ну, ты понимаешь, уборка помещений и всякого дерьма, когда все спят… Везде кто-то стрижет лужайки, а кто-то играет на них в гольф. Угадай, к какому разряду я отношусь.

      Фред задумчиво катает в пальцах сигарету.

      – А в чем конкретно твоя проблема? Ну, я имею в виду провалы в памяти?

      – Понятия не имею.

      – Мне ты можешь доверять. Я уже привык выслушивать недомолвки и недоговорки, я, если можно так сказать, человек, к которому идут за последней надеждой. И это не вчера началось.

      Алиса не разжимает губ. Фред пытается разговорить ее:

      – Я читал психологические романы, жизненные истории. Когда речь идет о психиатрии, всегда ищут связь с детством. Взять моего папашу – он мне навешивал таких оплеух, ты себе представить не можешь. – Он вздрагивает, потирает левое предплечье, потом продолжает: – Наверное, если целый день плющить сталь на заводе «Юзинор», у рабочего человека крыша съезжает. Но тогда меня это особо не волновало. Во всяком случае, мне так кажется. Я же выгляжу нормальным, да?

      В глазах Алисы отражается свет, она не хочет, чтобы Берди вернулся, чтобы он бился об ее голову, хватал ее когтями. Она еще больше напрягается. Фред замечает ее состояние.

      – Тебе неприятно говорить об отце или о детстве, я правильно понял?

      – Не знаю.

      – Он тебя наказывал?

      Она колеблется, а потом отвечает, как будто бы искренне:

      – Не часто. Папа нас иногда ругал, но он ни разу никого не ударил.

      – Тебе повезло. У нас с отцом было иначе. Он бил без разговоров.

      Алиса отворачивается к окну. Люди на рельсах, на мосту, на берегу собираются в группы по национальному признаку. Афганцы, африканцы, иракцы, иранцы… Алиса помнит нищие горные деревушки в Перу. Единственные их с отцом каникулы. Вечная борьба за выживание, надо идти вперед, не жаловаться, надеяться,