Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть. Тилли Коул

в порядке? – спросила мама, гладя меня по руке. Машина остановилась.

      Я улыбнулась и кивнула:

      – Да, мам, все хорошо.

      В ее покрасневших глазах набухали слезы.

      – Поппи. Детка. Тебе необязательно идти сегодня в школу, если ты не хочешь.

      – Мам, мне нравится в школе. Мне нравится учиться. – Я пожала плечами. – К тому же у нас сегодня история, а ты знаешь, как я люблю историю. Это мой любимый предмет.

      Она улыбнулась сквозь слезы и вытерла глаза.

      – Вся в бабулю. Упрямая как осел и во всем умеешь находить хорошее. Иногда мне кажется, что это она смотрит на мир твоими глазами.

      От этих ее слов у меня потеплело в груди.

      – Спасибо, мам, порадовала. Но ты не беспокойся, со мной все в порядке.

      Глаза у нее снова заблестели, и она поспешила выпроводить меня из машины, но прежде сунула в руку записку от врача.

      – Вот, держи, не забудь отдать.

      Я взяла записку, но прежде чем захлопнуть дверцу, сунула голову в салон.

      – Люблю тебя, мам. Очень-очень.

      Мама вздохнула и улыбнулась, грустно, но счастливо.

      – Я тоже тебя люблю, Попс. Очень-очень.

      Я захлопнула дверцу и зашагала к школе. Мне всегда казалось странным приходить, когда занятия уже начались. Все притихло и замерло, и в этой тишине, в этом спокойствии было что-то апокалиптическое, некая сущностная противоположность буйству большой перемены или сумасшедшей спешке между уроками.

      Первым делом я направилась в школьную канцелярию, где передала записку секретарю, миссис Гринуэй.

      – Как дела, дорогая? – участливо спросила она, протягивая мне пропуск. – Ты ведь не вешаешь этот твой симпатичный носик?

      Я улыбнулась:

      – Нет, мэм.

      Если верить часам, урок начался всего лишь пятнадцать минут назад. Я не хотела ничего упускать и, прорвавшись через две пары дверей, поспешила к своему шкафчику, из которого достала целую стопку книг для урока по английской литературе. После чего, толкнув дверцу шкафчика локтем и с трудом справляясь с ношей, направилась в класс. Но не успела сделать и двух шагов…

      Ноги приросли к полу. Сердце и легкие остановились. Передо мной, футах в восьми, стоял, словно громом пораженный, Руне. Высокий, вполне уже взрослый Руне. Он стоял и смотрел на меня в упор своими кристально-голубыми глазами, и я, попав в ловушку их чар, не могла бы отвернуться, даже если бы хотела.

      Наконец мне удалось сделать вдох и наполнить легкие воздухом, а следом включилось и сердце – заколотилось под взглядом того, кого я, сказать по правде, по-прежнему любила больше всего на свете.

      Как всегда, он был весь в черном – черная, в обтяжку, футболка, черные прямые джинсы и черные замшевые сапоги. Только руки стали крепче, а фигура – подтянутой и мускулистой. Мой взгляд добрался до его лица – и внутри похолодело. Я думала, что уже видела его во всей красе, когда он стоял под уличным фонарем, но оказалось, что нет.