Женить нельзя помиловать. Вячеслав Шторм

в прихожей. Причем создавалось впечатление, что за звонившим либо кто-то гонится, либо он вознамерился напрочь оторвать шнурок.

      – Входите, не заперто! – крикнул я, прикидывая, кому мы могли понадобиться, да еще так срочно.

      Тем временем Глори принялась убирать со стола остатки обеда, то есть, учитывая дежурный постулат нашего гостя «чужой кусок вдвойне слаще», гору пустой посуды.

      – Так что ты хотел нам сказать?

      – Ну, к примеру… Бон?!

      Мы с Глори моментально обернулись. Действительно, в дверях стоял наш старый друг Бон Гейме собственной персоной. Одежда его была покрыта пылью, волосы растрепаны, красные глаза, обведенные темными кругами, свидетельствовали о крайней усталости и регулярном недосыпе. Даже не поздоровавшись, парень плюхнулся на стул, отобрал у гнома недопитый стакан бренди и жадно осушил его до дна.

      – Ребята! Кажется, я влип!

      Глава II,

      в которой все поочередно хватаются за голову

      Пока Римбольд вправлял выпавшую челюсть, а Глори хлопотала над близким к обмороку Боном, я быстро и незаметно выглянул в окно. Нет, все спокойно. Ни армии кровожадных варваров, ни разгневанного мага, плюющегося концентрированной кислотой, ни даже какого-нибудь захудалого киллера, посланного мужем-рогоносцем, на подступах к нашему дому не наблюдалось. В безоблачном небе не реяли драконы, земля не дрожала под мерной поступью троллей, и клубы пыли со стороны Райской Дыры, сулящие непонятно что, тоже не вздымались.

      – Бон!

      Ноль внимания.

      – Бон!

      Ноль внимания.

      – Роден Гейме!!! К вам граф Чудилло!

      – А? Где?!

      Ну, слава богам! Видимо, имя, данное ему при рождении, парень все-таки помнит, равно как и имя отца. Впрочем, по некоторым причинам и к имени, и к старику графу Бон питает не самые нежные чувства.

      – Дома, – лаконично ответил я на последний вопрос – Чай пьет.

      – Какой чай? – не понял тот.

      – А я почем знаю? Какой он у тебя любит?

      – Никакой не любит. Он его вообще терпеть не может.

      – Ну и ладушки! Пришел в себя?

      Бон помотал головой, но не отрицательно, а скорее неопределенно. Тогда Глори подсунула ему стакан, наполненный из заветной бутылки с третьей полки бара. Парень машинально отхлебнул раз, другой. На третьем глотке его проняло. Лицо нашего приятеля налилось кровью, из глаз потекли слезы, и он зашелся в приступе кашля. Все-таки неразбавленный девяностоградусный жохх – сильная штука!

      Откашлявшись, Бон быстро прикоснулся к своей шее, зачем-то замотанной черным шелковым шарфом, и посмотрел на нас куда как более осознанно:

      – Привет, ребята! Очень рад вас видеть.

      – Привет! Ох и напугал же ты нас!

      – Простите. Но дело и впрямь крайне серьезное.

      – Излагай, – милостиво кивнул Римбольд. Бон устало потер виски:

      – Такое в двух словах не расскажешь…

      – Отлично! –