Миражи в Лялином переулке. Елена Янге

мост в наше время. Я читал, в нынешней России миллион беспризорников. И что-то не слышно, чтобы их кто-то пригрел.

      Шурик замолчал и провёл рукой по лбу. Меловая полоса прорезала лоб, и лицо Шурика стало растерянным и беспомощным.

      – Какое же надо иметь сострадание, – тихо сказал Шурик, – чтобы забыть про собственные беды ради желания доставить радость незнакомому мальчику! Я бы так не смог.

      – Смог бы, – воскликнула Пуся и вскочила со своего места.

      Шурик благодарно посмотрел на маленькую пухлую девушку и пошёл на своё место.

      – Я продолжу, – решительно сказала Пуся. – Теперь поговорим о Матрёне.

      Она обвела класс круглыми чёрными глазами и заговорила:

      – Судьба героини Солженицына тоже не сахар. Хотела выйти замуж по любви, но где там… Довоенная деревня, работа с рассвета до заката. Какая тут любовь!

      – При чём тут деревня? Думаешь, в деревне не бывает любви? – язвительно спросила красавица Лера.

      Пуся запнулась и посмотрела на третью парту около окна. Остальные последовали её примеру. Лера повернулась на стуле и, выставив в проход красивые длинные ноги, заметила:

      – Любовь, Пуся, может быть везде. И в деревне тоже.

      – Не спорю.

      – Любовь может возникнуть и среди каторжных, – продолжала первая красавица класса. – Было бы только желание…

      Она сделала паузу и многозначительно посмотрела на Петю.

      – Немного отвлеклись, – вклинилась я. – Продолжай, Пуся.

      «Лера как всегда, – подумала я. – Что называется, показала себя. Жаль, за красивым личиком маловато мыслей».

      Я оторвалась от двери и переместилась в дальний угол класса.

      – Короче, Матрёна вышла замуж за нелюбимого человека, – продолжала Пуся. – Родила шестерых детей, спустя некоторое время их похоронила. Решила, что на ней порча.

      – Пуся, как всегда, лаконична, – заметил Миша Фигус.

      – Стараюсь. Что зря языком молоть?

      Пуся взглянула на Леру, затем на меня.

      – Надеюсь, к присутствующим твоё замечание не относится? – спросила я.

      – Что за вопрос? – Распахнув чёрные глаза, Пуся взмахнула руками. – Вы, Маргарита Владимировна, и все наши говорят только по делу.

      – Продолжим обсуждение. Пуся пусть отдохнёт. Миша!

      Фигус резко вскочил.

      – Расскажи, Фикус, про Шухова, – крикнул Петя.

      – Про Шухова так про Шухова, – пробурчал Миша.

      Фигус действительно походил на фикус – высокий, тонкий, с растрёпанными волосами.

      – Иван Денисович Шухов – заключённый одного из лагерей сталинского периода, – слегка гнусавым голосом начал Фигус. – Не скажу, что Шухов храбрый, но и трусом его не назовёшь. Не скажу, что он умный, но на уровне бытового сознания обладал мудростью. Словом, Шухов – это человек, который пытался выжить, как мог. Он не принадлежал к категории лагерных «шестёрок», он боролся и пытался подняться со дна.

      Помолчав, Фигус решил закруглиться:

      – С моей точки зрения, Иван Денисович такой же жизнестойкий,