Князь Курбский. Борис Федоров

его брат, Даниил, отказываясь от сана воеводы, просил от Иоанна дозволения явиться в Москву.

      В то же время воеводы поражены были страшной вестью: Бель погиб. Грозно встретил его Иоанн. «Не постыдит нас любовь к отчизне,  – сказал он Иоанну,  – постыдит кровопролитие победителей наших!» «Не так должно ратовать царям христианским. Смерть тебе за противное слово!» – вскричал Иоанн. Мгновенно увлекли старца… Вдруг одна из искр, еще согревающих Иоанново сердце, угасающая искра милосердия, вспыхнула в нем. Он повелел остановить казнь, но царскому посланному указали на труп обезглавленный и землю, обагренную кровью.

      Участь Беля нанесла глубокую рану сердцу Алексея Адашева.

      «Не здесь, так увидимся там!» – вспомнил он последние слова Беля. Все воеводы сетовали с Адашевым.

      Наступала буря – и вдруг разразилась. Курбский стремительно вошел в палату Алексея Адашева. Черты князя изменились от борьбы душевной; в волнении бросился он на скамью.

      – Обвинены! – сказал он Адашеву.  – Ты и Сильвестр обвинены в чародействе! Вы извели царицу, вы очаровали ум Иоанна!

      Адашев от изумления безмолвствовал.

      – Испытание тяжкое! – сказал наконец, вздохнув, Адашев.  – Но пред нами Податель терпения.  – И он указал на образ, который он брал с собою во всякий путь,  – образ распятого Спасителя.

      – Скажи, какова лютость человеческая? – спросил Курбский.  – С чем сравнится злоба твоих гонителей?

      – Я вижу слабость души их,  – молвил Адашев,  – и жалею о них. Они сами себя наказуют своим преступлением. Но пятно клеветы столь мрачно, что я должен отмыть его, должен оправдать себя. Хочу стать лицом к лицу с обвинителями.

      – Ты посрамишь их, ты возвратишь себе Иоанна и возвратишь Сильвестра России! – сказал Курбский.

      Адашев решил просить Иоанна о личном суде с доносителями и прибегнуть к посредству первосвятителя, митрополита Макария.

      «Если виновны мы, да подвергнемся смерти,  – писал к Иоанну Адашев,  – но пусть будет нам суд пред тобою, пред святителями, пред Боярскою думою». Того же просил и Сильвестр.

      Глава VII. Дом старейшины дерптского

      Все воеводы знали о доносе на Адашева, но не видели его унижения. С тем же величием души, как и прежде, он беседовал с ними; с тем же усердием подвизался для Иоанновой славы. Торжествуя кротостью, он не однажды отвращал пламенник войны от замков и хижин, отдалял полки всадников от нив сельских, облегчал участь пленников, склонял командоров и фохтов ливонских уступать победу без кровопролития бесполезного; а внушения его человеколюбия были столь сильны, что и суровые воины смягчались сердцами и не смели даже и заочно преступить волю Адашева, как бы боясь оскорбить своего ангела-хранителя – невидимого свидетеля жизни.

      Не в одном воинстве чтили Адашева – молва о его добродетелях обошла Ливонию. Многие из рыцарей ливонских старались снискать приязнь Адашева,  – и особенно дерптский рыцарь фон Тонненберг.

      Бывают случаи, в которых одна