Церковь в истории. Статьи по истории Церкви. Иоанн Мейендорф

нельзя не заметить, между аргументами в защиту 28-го правила, с одной стороны, и хвалебными отзывами в адрес престола святого Петра, к которым они часто прибегают (в особенности в соборном послании, адресованном папе Льву Великому), а также в проявляющейся на протяжении всего Собора твердой убежденности в исключительном авторитете Рима в вероучительной сфере – с другой. В соборном послании они обращаются к папе как к «выразителю голоса блаженного Петра», как к «главе» того тела, «членами» которого являются отцы Собора, как к тому, кому Господь доверил «стеречь виноградник». Вслед за отцами Константинопольского Собора они признают, что «сияние апостольское», присущее Римской Церкви, перешло и на Церковь «нового Рима»[83]. Те же самые аргументы повторяются и в письме свт. Анатолия Константинопольского к папе римскому Льву, в котором явно признается отечество Рима по отношению к Константинополю…[84]

      Как же объяснить тогда содержание 28-го правила и аргументацию в его защиту? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно прежде всего увидеть в нем следование традиции и логике принципов, введенных Никейским Собором, а именно: авторитет любой Церкви зависит от ее фактического влияния; в большинстве случаев преобладающим влиянием пользовались епископы крупных городов, отсюда – права, которые признаются за Церквами этих городов Никейским и Константинопольским Соборами. Вместе с тем есть один пункт, в котором Халкидонские догматы явно новаторские: согласно им критерием авторитета какой-либо из Церквей теперь является уже не просто влияние, которое приобрела эта Церковь, а то, что она располагается там, где находится резиденция императора и сената. По сравнению со всей предшествующей восточной практикой это положение не представляет собой догматического новшества – оно лишь уточнение, базирующееся на признании очевидного факта: епископ столицы в рамках византийской теократии неизбежно будет обладать реальным и решающим влиянием. Новшество же заключается в том, что это положение было утверждено в качестве нового и четкого критерия авторитета Церкви, который был применен не только к восточным кафедрам, но и к «ветхому Риму». У этого критерия явно не существует исторического оправдания. Он допустим с точки зрения постникейской восточной практики, но таит в себе опасность для независимости Церкви.

      Нововведение, принятое восточными Церквами, привело к практическим последствиям: теперь им неизбежно и недвусмысленно приходится признать, что моральный авторитет, которым пользуется Рим как апостольская кафедра, и юридическая власть, признанная за ним как за столичной Церковью, – не одно и то же. Такое разделение оказывается единственным способом объяснить очевидное противоречие между декларациями о первенстве Рима, звучавшими на Халкидонском Соборе, и каноническими решениями этого Собора. Рассматривая 6-е правило Никейского собора, мы уже видели, что неоспоримый характер римского первенства в нем увязывался с тем обстоятельством,

83

PL 54, col. 951 sqq. [ср.: ДВС. Т. 3. С. 166–169].

84

Ibid., col. 984a.