Землемер. Джеймс Фенимор Купер

сказал я, – зато есть друзья.

      – Ваш отец мне друг… сын его, надеюсь, также мне друг. Ваш дедушка тоже был когда-то мне другом, но он уехал и больше не возвращался. Я хорошо знал всех ваших: и отца вашего, и мать, словом, всех, всех.

      – Выбирай, Бесследный, какую тебе угодно землю, обрабатывай ее, продавай, делай с ней, что угодно.

      Индеец пристально посмотрел на меня, и я заметил легкую улыбку самодовольства на его лице. Трудно было, однако, заставить его изменить своему привычному хладнокровию; улыбка эта была мгновенной, как луч солнца в зимний день. Любой белый непременно взял бы меня за руку и наговорил бы в знак благодарности тысячу фраз; мой же спутник оставался равнодушным, и, кроме легкой минутной улыбки, я не заметил никакой перемены в его наружности; впрочем, он был довольно учтив, чтобы оставить меня без ответа.

      – Хорошо! – сказал он, помолчав. – Очень хорошо со стороны молодого воина. Благодарю. Птиц много… рыбы много… мне не нужно земли. Может, однако, прийти время, и оно без сомнения придет для всех старых индейцев, которые живут в этих окрестностях…

      – О каком времени ты говоришь, Сускезус? В любое время ты имеешь во мне друга.

      Индеец остановился, опустил ружье и оперся на него; стоя неподвижно, он походил на прекрасную античную статую.

      – Да, придет время, когда старый воин будет жить в своей хижине и говорить с молодыми воинами о прическах, о судах, об охоте и войне; теперь же он вяжет метлы и плетет корзины.

      Сказав это, индеец забросил ружье на плечо, и мы пошли дальше молча.

      – Не был ли ты в Равенснесте с моим отцом, – спросил я наконец, – в то время, когда канадские индейцы хотели поджечь дом?

      – Я был. Тогда убили молодого голландского начальника.

      – Да, его звали Гурт Тэн-Эйк; отец мой, мать и старый наш друг, полковник Фоллок, всегда с почтением вспоминают о нем.

      – Одни ли они вспоминают его теперь? – спросил индеец, бросив на меня проницательный взгляд.

      Я догадался, что он намекает на тетушку Мэри, которая должна была выйти замуж за молодого олбанца.

      – Нет, – сказал я, – есть еще женщина, которая оплакивает его, как своего мужа.

      – Это хорошо; женщины не всегда плачут долго… редко… иногда.

      – Скажи мне, Сускезус, не знаешь ли ты одного человека, которого называют землемером? Он служил в полку, и ты, вероятно, встречался с ним во время войны.

      – Знаю ли я землемера! Я знал его на поле сражения, потом жил вместе с ним в лесу. Он из наших, землемер мой друг.

      – Мне очень приятно слышать это, потому что он и мне друг; землемер благороднейший человек.

      – Скоро и он начнет вязать метлы, – с сожалением сказал индеец.

      Бедный Эндрю! Без помощи преданных ему друзей, каких он видел в нас, он, конечно, мог бы дойти до этой крайности. Услуги, которые он оказал во время революции, очень мало ему помогли, потому что правительство было слишком бедным, чтобы выдать жалование своим защитникам. Впрочем, я не обвиняю ни народ, ни правительство, – к этому вынуждали обстоятельства. На протяжении