Сивилла – волшебница Кумского грота. Людмила Шаховская

такая мысль превратилась в полное убеждение, и молодой человек спокойно остановил свою лошадь у дома Луция.

      Было обеденное время. Семья сидела за обедом, приготовленным под надзором новобрачной. Там находился престарелый отец Луция, Эгерий, и сестра Фульвия, скромная девочка четырнадцати лет, что, впрочем, для тогдашней итальянки считалось уже возрастом почти невесты.

      – Кто может теперь посетить нас? – промолвил старик, услышав, как лошадь Эмилия остановилась у крыльца.

      Все с недоумением оглянулись на входную дверь.

      – Здравствуйте! – сказал Эмилий, вступая в атриум.

      – Прошу не побрезговать обедом, – обратился к нему Эгерий, – садись, молодой человек!.. Ты всегда желанный гость в моем доме в память отца твоего.

      – Ты желанный гость для меня и помимо отца, которого я не знал, – продолжил Луций, – но все-таки гость неожиданный. Она здесь что-нибудь позабыла, моя тетка, и прислала тебя?

      – Где моя сестра? – спросил Эмилий, оглядывая комнату.

      – Твоя сестра? – повторили вопрос все присутствующие.

      – Да… где же Ютурна?

      – Она с вами уехала.

      – Она не здесь?

      – Зачем же ей здесь быть?

      – Ее нет!.. – вскрикнул Эмилий, почти упал на скамью и опустил голову на стол.

      Несколько времени длилось томительное молчанье. Все глядели на сироту, недоумевая, что такое случилось с ним и его сестрой. Наконец Луций ласково тронул его за плечо, позвав:

      – Эмилий!..

      – Казнь! – глухо простонал юноша.

      – Какая казнь? Кому? Скажи, что за новая беда случилась? – раздалось со всех сторон.

      – Кому казнь… мне!.. Сестра похитила все драгоценности, данные ей Туллией для пира, и бежала.

      Луций, Эгерий и Лукреция стали расспрашивать о подробностях происшествия, а Фульвия, никогда не ездившая в Рим и поэтому не знакомая с Эмилием, отошла в сторону.

      Эта сцена отчаяния юноши глубоко потрясла ее доброе сердце.

      «Он так молод, – думалось ей, – и уже так много испытал горя!.. Смерть ждет его в этот же вечер, и никак нельзя спасти его».

      Фульвия украдкой заплакала, но Лукреция приметила это и подошла к ней.

      – Сестрица, миленькая, ты плачешь!.. – ласково отнеслась она к золовке, как к полуребенку.

      – Мне его очень жаль, – простодушно ответила девочка.

      – Такова судьба, милая! Жить не всем хорошо, как тебе здесь. Успокойся, помолись!..

      – Да-да, Лукреция, я целый день стану молиться.

      – Прощайте! – сказал Эмилий, встав со скамьи. – Поеду в горы, а оттуда на верную смерть.

      Луций обнял товарища детских игр и проводил к крыльцу до лошади, а потом, не захотев закончить обед, ушел в свои поля, расстроенный бедой друга.

      Горевал и старый Эгерий, сидя на крыльце, выходившем в сад, где у него было нечто вроде плохой, примитивной террасы с его заветным, стародавним креслом, сквозь порыжелую кожу подушки которого торчала набивка из овечьей шерсти – излюбленный материал