Сивилла – волшебница Кумского грота. Людмила Шаховская

зможной в те времена роскошью.

      В некоторых случаях, считаемых за очень важные, для убеждения суеверных римлян в том, чего ему хотелось от них, Тарквиний обращался к знаменитой волшебнице сивилле Кумской.

      Одной из главных особенностей этой гадалки, ставленницы знаменитого на весь тогдашний мир оракула Аполлона Дельфийского, было ее бессмертие, о поддержании которого жрецы старательно заботились, заменяя с незаметной постепенностью одну женщину другой.

      Как тысячелетняя сивилла должна была казаться очень дряхлой, но она не могла постоянно сидеть в таинственном гроте около Кум близ Неаполя. Ей приходилось странствовать к таким лицам, которые вызывали ее к себе издалека, или жрецы Аполлона посылали ее к ним. Гадалке было невыгодно отказываться от посещений ею царей, лукумонов, выборных временных или пожизненных республиканских глав самнитов, вольсков и других племен Италии, имевших различный образ правления.

      Настоящей старухе это было бы не под силу. Поэтому сивилла лишь должна была казаться дряхлой, а на самом деле выбиралась из сильных, крепких особ среднего возраста.

      Таких жило несколько в Кумском гроте с целой ватагой слуг, способных защитить от грабителей приношения, получаемые с гадающих, которых старались уверить, будто сивилла – все одна и та же особа, которая тысячу лет живет совершенно одиноко в подземном лабиринте пещер, соединенных проходами, – живет, защищаемая и получающая все нужное от служащих ей духов земли, воды, воздуха.

      Ей, говорили, ветер приносит новое платье, посуду, мебель; море выбрасывает к самой пещере рыб для пищи.

      Сивилла никогда не хворает и не утомляется далекими переходами, потому что она всюду моментально переносится, куда ей надо, а в пещере оставляет на это время свою созию, то есть тень, которая гадает за отсутствующую, так что никто не знает, когда она уходит и возвращается.

      Появления этой волшебницы перед очами римлян обходились Тарквинию очень дорого, зато приносили желательные результаты.

      У него и Туллии кроме дочери от первой жены было трое сыновей – Секст, Арунс, Тит, злые, развращенные юноши, на которых римляне взирали с боязнью.

      Главнокомандующим Тарквиний сделал Спурия, человека заслуженного и во всех отношениях хорошего, – этим он одинаково угодил и плебсу и патрициям и отчасти даже замял дурные толки римлян о гибели царя Сервия и его любимцев.

      Годы минули, и дурная молва затихла, зато про Луция Юния Брута римляне толковали очень много и долго. Это был герой всей эпохи тирании Тарквиния.

      Молва про знаменитого Говорящего Пса ходила самая странная, разнообразная. Пытались обвинять его в непристойной любви с Туллией, но доказательств не нашли, так как эта женщина слишком явно пятнала свою репутацию с другими людьми, обращаясь со злополучным Брутом как с шутом – приживальщиком из бедных родичей, и не более.

      Брут жил в ее чертогах, но не пользовался никакими преимуществами среди других приближенных. Он сам отказывался от всего, что ему предлагали, – не принял ни клочка земли в поместье, не занял никакой почетной должности. На руках его никто не видел ни одного перстня, кроме того золотого кольца, что составляло знак сенаторского звания.

      Одежда этого эксцентричного человека всегда была проста, ветха, разорвана, запачкана пролитым вином и едой.

      В его нечесаных, всклокоченных волосах постоянно торчали соломинки, цветы и другая всякая всячина – результаты его лазанья под стол во время пиров, чтобы хватать гостей за ноги, срывать с них башмаки; торчала всякая всячина и как украшения, полученные в насмешку от сыновей Тарквиния.

      Брут остался шутом Туллии, ее Говорящим Псом, как он сам себя называл.

      Иногда этот злополучный человек бывал полезен кому-либо, спасая от неминуемой смерти или ссылки, даже принимая вину на себя, но это редко удавалось при хитрости и зоркости злодейки Туллии.

      Друзья Брута гибли один за другим.

      Тяжелее всех таких утрат ему неотступно вспоминалась лютая казнь, постигшая Турна Гердония, обвиненного в составлении заговора против узурпатора.

      Не смея ни осуждать бесчеловечный приговор, ни даже выказывать печаль при гибели невинного друга, ни тем менее спасти его, Брут едва мог проститься с осужденными.

      В его ушах повторялся предсмертный завет несчастного Турна:

      – Мое имение расхищено, но у меня есть сокровища еще более драгоценные. Луций Юний, спаси детей моих! Моя Ютурна – красавица… опасный дар Судьбы! А Эмилий совсем крошка. Какая участь ожидает этих беспомощных сирот под гнетом тирании узурпатора?!

      Брут много плакал, вспоминая этот предсмертный возглас, последнюю мольбу Турна, обращенную к нему:

      – Луций Юний, спаси детей моих!..

      Глава II. Свадьба влюбленных

      Бруту не было надобности идти или ехать на лесную пригородную топь, чтоб видеть в полночь призрак утопленного друга – и в полночь и в полдень Турн как живой стоял в его памяти, повторяя предсмертную мольбу:

      – Луций Юний, спаси