Разин Степан. Том 2. Алексей Чапыгин

Дремотно, монотонно с берега проплыл четыре раза повторенный голос муэдзина:

      – Аллаху а-к-бар![34]

      Голубели мутно далеко чалмы, песочные плащи двигались медленно, будто передвигались снизу песчаные пласты гор, – мусульмане шли в мечеть.

      Слыша голос муллы, зовущий молиться, персиянка сжалась, поникла, как бы опасаясь, что далекие соотечественники увидят ее открытое лицо.

      На середину палубы вышел Чикмаз, взъерошенный, костистый и могучий, заложив за спину длинные руки, крикнул:

      – А ну, пущай меня кто оборет да кафтан сорвет!

      Зная Чикмаза, молчали казаки; только его приятель Федька Шпынь протянул руки:

      – Да я ж тебя, бисов сын, нагого пущу!

      – Хо! – хмыкнул Чикмаз. – Знать, во хмелю буен? Ну, давай!

      Взялись, и Чикмаз осторожно разложил на палубе Шпыня.

      – Будет?

      – Буде, Чикмаз!

      Кое-кто из казаков еще пробовал взяться, Чикмаз клал всякого шутя.

      Разин сказал:

      – Вот это борец! Должно мне идти?.. Чикмаз – иду!

      – Не, батько, не борюсь.

      – Пошто?

      – Не по чину! Зову козаков да есаулов – пущай за тебя идет Сергей.

      Сережка махнул рукой и, зачерпнув ковшом из яндовы вина, сказал:

      – В бою – с любым постою, в боротьбе – я что робенок!

      – А ну, Мокеев? Силен, знаю, да оборю и его!

      – Правду молыл Сергеюшко: в бою хитрости нет, до боротьбы, драки и я не свычен!

      Казаки на слова Мокеева закричали:

      – Эй, Петра, пущай не бахвалит Чикмаз!

      – Вот разве что бахвалит!

      – Выходи, бывший голова! – позвал Чикмаз.

      – Кто был – забыл, нынче иной! А ну коли?

      Тяжелый, сверкающий в сумраке доспехами, шатаясь на ногах, Мокеев подошел к борцу. Чикмаз расправил могучие руки, а когда взялись, Мокеев потянул борца на себя – у Чикмаза затрещало в костях.

      – Ага, черт большой! С Петрой – не с нами! – закричали казаки, обступив.

      Мокеев неуклюже подвинул Чикмаза вправо, потом влево и, отделив от палубы, положил; не удержавшись, сам на борца упал.

      Крякнул Чикмаз, вставая, сказал:

      – Все едино, что изба на грудь пала!

      – Ай, Петра! Го-го, не бахваль, Чикмаз!

      – Силен, да пожиже будешь! – кричали казаки.

      – Силен был, а тут как теленок у быка на рогах!

      – Ну, еще, голова!

      – Перестань головой звать! Перепил я – в черевах булькает.

      – Ништо-о! Только доспех сними, не двинешь тебя, силу твою он пасет.

      Казаки подступили, сняли с Мокеева колонтарь.

      – Ни черта сделает, – легше еще тебе, Петра!

      – Оно, робята, впрямь легше.

      И снова Чикмаз был положен. Вставая, сказал (слова звучали хмельной злобой):

      – Не чаял, что его сатана оборет. Черт! Как гора!

      Бороться было некому. Мокеев, взяв колонтарь, ушел к атаману. А там сверкнуло кольцо в ухе, вскочил на ноги Сережка, княжна вздрогнула от страшного свиста, закрыла руками уши.

      – Помни, робята, сговор!

      На

34

Бог велик!