Запомни запах маттиолы. Повесть и рассказы. Виктор Дмитриевич Панько

войны, сказать теперь трудно, но, помнится, в первые годы что-то не находился у них общий язык, и частенько Лида ходила с синяками и перебивалась по соседям, хотя Контуженый вроде и не пил больше, чем другие , и были у них нередкие минуты просветления.

      –Что ты ему все терпишь? – допытывались любопытные соседки. – Может, ему что-нибудь отбило там, на войне?

      –Ой, як вам не соромно, тетя Марфино, це казати, – увиливала от ответа Лида. – Чого в жизні не буває! Жінка не бита – як посуда не мита – тоже не файна… (Ой, как Вам не стыдно, тётя Марфина, так говорить! Чего в жизни не бывает! Жена не битая – как посуда немытая – тоже некрасивая…).

      Детей у них так никогда не было, может быть, из-за детей и весь этот сыр-бор и происходил в первые годы.

      А потом как-то сразу все вдруг у них в семье переменилось в лучшую сторону. Словно солнце взошло, и стало им вдвоем все ясно и тепло. Контуженый с Лидой всегда ходили под ручку , и он почти перестал пить. И вроде улыбка стала появляться у него на лице чаще.

      –Ну, що там твій Контуженый робе? (Ну, что там твой Контуженый делает?), – спрашивала теперь та же соседка, пытаясь проникнуть в тайны их взаимоотношений, словно какой-нибудь Штирлиц.

      –А він не контуженый (А он не контуженый), – весело отвечала Лида, смахивая с глаз вылезшую из-под платка прядь волос. – Вин – нормальный. Тільки – нещасливий (Он – нормальный. Только – несчастный).

      Так или иначе, но перестали слышаться из их хаты мат-перемат, пьяные крики или слова песни: «Дальневосточная – дивизия – раз-два, раз-два!» и наступила полоса дружной совместной жизни, которой кое-кто мог бы и позавидовать.

      У Контуженого постепенно появилось и стало множиться хозяйство, он пошел на курсы трактористов, получил трактор, а механизаторы стали тогда зарабатывать совсем даже неплохо.

      И война все отдалялась и отдалялась, год за годом и десятилетние за десятилетием…

      6

      Теперь трудно предположить, или, тем более, восстановить до тонкостей, что именно тревожило и преследовало его в послевоенные годы. Односельчане, бывшие с ним на войне и хорошо знавшие, как кто вел себя в самых разных ситуациях, ничего плохого сказать о нем не могли. Был он быстр, находчив, смел. Приходилось и в разведку ходить «за языком», и санинструктора замещать.

      Однажды в бою во время сильного наступления немцев на наши позиции он выполнял обязанности санинструктора. Немцы уже-уже могли захватить нашу высотку, а вместе с этим и решить участь горстки оборонявших ее бойцов. В самый ответственный момент вдруг захлебнулся наш пулемет. Контуженный с санитарной сумкой на плече залег за пулемет и решил исход боя.

      Приходилось ему и боевых товарищей хоронить, и трупы своих и чужих в разных ситуациях и позах видеть, и быть свидетелем величайшего героизма и самых диких случаев, которые могут быть только на войне.

      Довелось ему шагать по усыпанным цветами улицам освобожденных европейских столиц и выслушивать адресованные ему слова Благодарностей товарища Сталина. И поэтому после войны, в дни торжественных праздников награды свои он носил с достоинством и гордостью. И, слыша хвалебные слова в свой адрес, их