Любовь и Разум. Борис Петрович Наумов

ещё пару лет, как человек.

      –Как человек? Это кто, я – человек? Нет, начальничек, я зэком родился, зэком и умру. И родители мои были зэками. Династия у нас такая!

      «Да, с этим придётся ещё долго работать, чтобы перевернуть ему мозги» – думал Михаил, слыша разговор Южака с Дроновым.

      –Михаил Андреевич, – обратился Дронов к Сапушкину, – скажи, хоть ты ему, чтобы он не дурил. Приказы всё равно должны выполняться, а с таким настроением он через неделю снова загремит под фанфары и появится здесь у нас.

      –Не появится, майор, – ответил Михаил так, чтобы все его услышали. – Трофим Платонович ещё поживёт на свободе, и нам всем покажет, когда мы там будем, как надо жить. Правда, Трофим?

      Южак, молча, смотрел на Михаила и не мог ничего понять. Только что он был уверен, что не нужна ему воля, что место его здесь, на нарах. А теперь, после слов Михаила, он не только засомневался в прежних своих намерениях, но был почти уверен, что свобода – это то, чего ему давно не хватало.

      –Ладно, начальник, я подумаю, – более спокойно и уверенно, обратился он к Дронову. – Пойду на завязку. Готовьте документы к амнистии.

      –Ну, Андреевич, – панибратски положив руку на плечо Михаилу, сказал Дронов, – одно произношение твоего имени – уже гарантия успеха. Вот так, Трофим Платонович.

      Миша был доволен исходом общения Южака с Дроновым. Вдвойне его устраивало такое положение потому, что всё происходило на глазах у присутствующих сокамерников. Это давало надежду на то, что больше не будет подобных коллизий при их неожиданном освобождении. Каждый может по-своему расценивать неординарный ход событий. Кто-то почувствует подвох в одновременной амнистии всех осуждённых сразу – ведь, у каждого из них своя статья. А за этот подвох придётся заплатить двойную плату и разные дополнительные сроки отсидки. А кто-то, наоборот, обрадуется и на радостях может совершить нечто неожиданное и испортить мирный, «законный» процесс, на который рассчитывал Михаил.

      –Есть ещё у кого-нибудь вопросы, пожелания? – обратился Дронов к заключённым, глядя только на Михаила и ожидая от него приказаний.

      –Нет, нет никаких вопросов, – с разных мест раздались ответы. Остающиеся после выхода Митяя и Хряща заключённые уже прошли определённую обработку или подготовку. Среди них были Толик Волк – Дуда, которого перевели сюда из другой камеры на место Митяя, и друг Митяя – Егоров. Одно место было свободно, так как три дня тому назад тихого и злобного Крючка срочно перевели в лазарет на койку, где рядом с мужичком-дохлячком не одну неделю «лечился» Михаил Сапушкин.

      –Всё в порядке, майор, – подтвердил Миша отсутствие вопросов со стороны заключённых. – Мы все отсюда скоро выйдем. – Последние слова он говорил больше не для ушей Дронова, а для того, чтобы сокамерники ещё раз услышали приятную новость. Так, при любой возможности, при отсутствии написанных планов, Михаил осуществлял свою филантропическую деятельность, на которую его «благословил» Анастас Одинцов.

      Ближе к вечеру,