Что скрывает снег. Юлия Михалева

на своем. Ремесленничий сын. Впрочем, не совсем пропащий. Он только грозился доложить о непорядках и беззакониях в департамент полиции, а когда совсем выходил из себя, то и дальше – самому Столыпину лично. Однако слова оставались словами: в произведенном кляузничестве он никогда не подозревался.

      С Деникиным они разошлись, еще когда были коллегами. Тогда едва до оскорблений не доходило.

      Получив повышение, Деникин подумал, что отныне и вовсе проблем с Ершовым не оберется. Но околоточный пока таился и неповиновения не выказывал.

      – Кто ждет? Тут никого нет. Зачем ты меня вообще разбудил? – Деникин прилег обратно на мокрую лавку.

      – Тут – нет. А там – Ершов указал рукой на запертую на засов дверь – есть. Вставайте, дело срочное.

      – Еще слишком рано, – проворчал Деникин.

      Волосатая рука с оголенными наручными часами, указывающими на четверть третьего, появилась снова.

      – Из-за вас мы и так весь день в управу никого не пускаем. А теперь еще придется здесь прибираться.

      Деникин попробовал приподняться. Оказалось, что ему стало гораздо лучше.

      – Сильное средство, – довольно отметил он.

      – Доктор сам его принимает. Да только лучше не следует. А уж, тем более, часто и помногу. Ученые пишут, что не лекарство это вовсе, а наркотикос. Сиречь яд, способный погубить не только тело, но и душу, – привычным поучительно-ледяным тоном известил околоточный.

      – Яд для души? Ты обчитался, Ершов. Не знаю, как там душа, а вот мое тело, похоже, больше умирать не намерено. Эх… Что случилось-то?

      Деникин, наконец, встал во весь рост, недоумевая, зачем именно он кому-то мог срочно понадобиться.

      С рутинной мелочевкой – мошенничествами, поджогами да грабежами – справлялись и околоточные, а с чем-то серьезным теперь, после кончины Осецкого, шли сразу к полицмейстеру. Точнее, к его настоящему помощнику Цзи Шаню – «дяде Мишаю», маньчжуру, до сих пор не крещеному в православие. Формально он числился переводчиком с китайского и маньчжурского, на деле же и раньше решал многие вопросы полицмейстера, выполнял и обязанности его личного секретаря. Деникин не знал, откуда он взялся, но говорили, что дядя Мишай служит полиции чуть ли не с момента открытия управы. А это, почитай, почти тридцать лет.

      Так что, если Деникин сам не проявлял инициативы, то мог долго и спокойно оставаться незамеченным и незанятым.

      И что же вдруг изменилось?

      Ершов вздохнул и опустил глаза – не от смущения, таким образом он собирался с мыслями.

      – Господин полицмейстер пропал.

      – В смысле – уехал?

      – В смысле – исчез. Уже два дня как.

      – И что это значит? Вы его искали?

      – Искали. Нигде в городе его точно нет.

      – Так, может, он все же уехал?

      – Точно нет. Цзи бы знал.

      – Так это, значит, дядя Мишай паникует.

      – Не совсем. У его превосходительства Сергея Федоровича срочное дело к господину полицмейстеру.

      – Так… И что?

      – Господина полицмейстера необходимо