Путешествия по розовым облакам. Рунов Владимир Викторович

смертельно ранит премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина, которого давно недолюбливает императрица.

      Если откровенно, то просто ненавидит, поскольку в реформаторских запалах премьера обнаруживает серьезное ограничение монаршей власти. К тому же он не любит немцев и не скрывает этого. Более того, с ней, августейшей особой, общается весьма сдержанно, а окружение просто игнорирует. «Божьего человека» в упор не видит. Григорий Ефимович Распутин всякий вечер телефонирует «маме» о своих обидах на премьера.

      Даже в кругах серьезных историков до сих пор ходит мнение, что не без участия принцессы Фредерики Луизы Шарлотты Вильгельмины Прусской, в нашем случае российской императрицы Александры Федоровны, супруги Николая II, дело со Столыпиным в Киеве столь удачно сладилось, тем более «концы в воду» быстренько удалось опустить. Диму Богрова, который при рождении таки оказался Мордехаем Гершковичем, через десяток дней по приговору военно-окружного суда повесили. Тело сожгли, пепел развеяли. Царь на похороны Столыпина не пошел, да и погребли его там же в Киеве, в лавре, хотя фамильный склеп находится в Петербурге.

      Костя Паустовский, будущий великий писатель, тогда гимназист выпускного класса, был свидетелем того случая и вспоминает, что на суде Богров вел себя нагло и, когда огласили приговор, усмехнулся равнодушно, сказав:

      – Да мне безразлично! Приговор ваш, виселица… Подумаешь, съем на тысячу котлет меньше или на тысячу больше, ничего не изменится…

      Но если колупнуть глубже, то в таких делах не все так складно да ладненько, как замышлялось. И странности присутствуют, неясные призраки чего-то не очень хорошего. Словно кто-то третий лишний рулит процессами. В итоге так и оказалось…

      Уголовное дело по факту убийства Столыпина вместе с вещдоками хранилось в архивах охранки в Петрограде, на Гороховой. Когда произошел большевистский переворот, туда сразу, в сопровождении матросов с «Авроры», нагрянули комиссары в коже. Один из молодых чекистов, со странной фамилией Кудрин-Медведев, по имени Михаил, забрал себе браунинг, из которого Богров стрелял в Киевской опере. Говорят, штучного изготовления оружие, с серебряной насечкой. Тем и привлекло…

      Вновь оно всплыло тихой летней ночью восемнадцатого года в Екатеринбурге, когда в Ипатьевском доме расстреливали царскую семью. Тот Михаил, что с двойной фамилией, в группе опытного убийцы Якова Юровского принимал участие в «эксе» или «мероприятии», как значилось в секретных документах.

      Кстати, оставил воспоминания с утверждением, что Николай II именно из его браунинга первым получил свою пулю. Царя отделили от семьи, вывели во внутренний дворик. С того и началось…

      Потом беспорядочно палили сквозь сводчатые подвальные окна, в минуты расстреляв все обоймы. Медведев-Кудрин дважды перезаряжался. Били со стороны роскошной усадьбы заводчиков Росторгуевых, запечатленных в романе Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы». Место для Екатеринбурга натоптанное и намоленное. Напротив – огромный