Путешествия по розовым облакам. Рунов Владимир Викторович

страны. – Сейчас займемся…

      Как-то с Кондратенко в период его губернаторства мы едем легковой машиной в Крыловской район посмотреть состояние местного плодосовхоза. Раннее прелестное апрельское утро, к которому остаться равнодушным просто невозможно, особенно ему, с детства привыкшему определять житейскую перспективу по густоте весенних всходов. Но на этот раз, кажется, все складывается неплохо. Иногда останавливаемся на обочине. Николай Игнатович, осторожно ступая, бродит по полю, осматривает покров, выколупывает кустики растений, разглаживает корневую паутинку. По лицу вижу, что доволен…

      Год назад, в его первую губернаторскую весну, мы летали вертолетом по краю и увидели такую разруху, что, казалось, пережить невозможно. Кондрат скрежетал зубами, не находя слов, кроме бранных, чтобы хоть так подчеркнуть величину вселенского разгрома.

      – Это ж до какой степени надо лишиться разума, чтобы довести все до ручки? – сжимал кулачищи, когда мы потерянно бродили разрушенными цехами Тимашевского откормочного комплекса, крупнейшего в стране, оснащенного даже первыми компьютерами. Все разграблено, разбито, как во время чумного бунта. И вот сейчас, на этом весеннем поле к нему возвращалась генетически врожденная крестьянская надежда, что завтра будет все-таки лучше.

      Едем дальше. Погода превосходная, настроение под стать. Та поездка памятна тем, что ехали без свиты, втроем (если не считать шофера): Николай Игнатович, я и телеоператор Юра Архангельский. В кое время вижу сколь комфортно и свободно чувствует себя Кондратенко. Будучи человеком абсолютно лишенным амбиций, он вообще не любил к себе повышенного внимания, прежде всего славословия. Если это происходило, замыкался, становился колючим, даже непредсказуемым.

      Как-то зимой вертолет сел в Лабинске, прямо посреди заснеженного стадиона. Стали выбираться из кабины, а внизу заботливо сколоченная из свежих досок площадочка, да еще покрытая ковром. Кондрат как увидел, тут же спрыгнул в сугроб и, демонстративно разгребая ботинками глубокий снег, выдал районному руководству все, что о них по этому и другим поводам думает. Поверьте, это не была публичная игра в скромность. Это была суть!

      Мы не были близкими людьми, но я проехал и пролетел рядом с Николаем Игнатовичем множество верст не раз и не два. Говоря по-казачьи, «вечеряли» за одним столом, ночевали под одной крышей, даже в столичной гостинице «Россия», причем в стандартных одноместных номерах. Он никогда, нигде, ни под каким видом не требовал к себе никаких привилегий: не летал персональными самолетами, не имел камердинера, повара, личного зубного врача. С охраной мирился, но нередко, вопреки правилам, ее избегал. Кстати, в той поездке в Крыловскую, вдруг охранника, молодого хлопца взял и высадил.

      – Тезка! – говорит. – Отдохни малость, а мы с Володькой да Юркой погутарим немного за жизнь… Пусть про народ чего-нибудь расскажут. Они ведь, в отличие от нас с тобой, черт знает где крутятся…

      Так в тот апрельский день мы и оказались в одной машине