Отражение. Вадим Панов

главным воротам?

      – Они открыты?

      Человек посмотрел на меня, как на идиота.

      – Ты вообще знаешь, сколько времени?

      – Ночь.

      В этом я был уверен на сто процентов.

      – Ты обкурился?

      – Просто соскучился, – брякнул я первое, что пришло в голову.

      – Тогда понятно. – Человек помолчал. – Тебе в какую часть кладбища? Оно большое.

      – Приедем – вспомню.

      Я ведь не был на похоронах, поэтому не смог ответить насчет частей. Разве что насчет тех частей, на которые я порву зло, спалившее мою душу. Но вряд ли сейчас нужно об этом говорить: человек еще не до конца мне поверил, он испугается.

      – Я знаю проход внутрь… Он открыт в любое время дня и ночи.

      – Буду благодарен.

      В желтой машине установилась тишина, но долго ее терпеть человек не смог и через минуту осведомился:

      – Кто у тебя там?

      – Ольга, – ответил я, неожиданно не почувствовав неприязни к его любопытству, ведь человек спросил мягко. Понимая, что царапает.

      – Девушка?

      – Моя принцесса.

      – Она умерла?

      Я поднял руку и с удивлением посмотрел на дрожащие пальцы. Чужая мягкость вновь сделала меня слабым. Сочувствие напомнило, что, кроме ненависти, есть горе, и как бы я ни старался убедить себя в обратном, это не одно и то же. Я отвернулся к окну, вызвал в памяти прекрасную принцессу, спящую в белом гробу, и ровным голосом ответил:

      – Она умерла.

      Рука перестала дрожать.

      – Прими соболезнования, парень, – проникновенно произнес человек. – Я вижу, ты ее любил.

      – Нет, – с обретенным спокойствием ответил я. – Ольга была смыслом моей жизни.

      И потому я без труда отыскал ее могилу.

      Человек высадил меня у тайного прохода, я вошел внутрь, а оказавшись на территории мертвых, закрыл глаза и пошел туда, куда вело меня лихорадочно стучащее сердце. По аллеям, по тропинкам, мимо чужих оград и мертвых лиц, мимо камней и венков, к деревянному кресту, воткнутому в свежий холмик. К груде белых цветов и фотографии, с которой на меня смотрела улыбающаяся принцесса, навсегда оставшаяся между девочкой и девушкой.

      Я обнял холмик руками, прижался к нему щекой, закрыл глаза и сказал:

      – Прости.

      Я мог заплакать, но слезы означают горе, а я решил предаться ему после того, как обрету подлинное спокойствие. Я мог рассказать, как люблю ее и как мне плохо, но зачем мучить принцессу жалобами? А самое главное, я знал, что Ольге не нравится тот, кого она видит, и сказал то, что она хотела услышать:

      – Прости, я не смог иначе. – А потом задал главный вопрос: – Кто это сделал?

      Заливающий кладбище свет стал ярче, Луна помогала изо всех сил, магия Отражения заскрипела надгробными плитами, зарычала невидимыми тварями, зашуршала осыпающимися могилами, но усилия оказались напрасными: ответа не было. Ольга промолчала. Возможно, не могла назвать имя. Возможно, не захотела. Потому что ей не понравился тот, кто к ней пришел. И если бы она могла, она бы заплакала.

      Я знаю.

      – Зачем? –