Мудрость восточной поэзии (сборник). Омар Хайям

лософа. А вот слава поэта к нему пришла значительно позднее…

      В России Хайям-ученый и Хайям-поэт долгое время считались двумя разными людьми. Путаница объясняется тем, что во времена Хайяма свои труды ученые писали на арабском языке. Не был исключением в этом отношении и Хайям, который как ученый все свои работы написал именно на этом языке. Стихи же не предназначались для широкой публики, они часто сочинялись для себя, и, конечно, писались на родном персидском языке. Вот так и случилось, что в книгах, написанных на арабском языке (языке ученых), о нем говорят исключительно как о математике и астрономе. Персидские же источники упоминают о нем и как о поэте.

      Омар Хайям родился в семье небогатого торговца в городе Нишапур персидской провинции Хорасан. Его полное имя – Гияс ад-Дин Абуль Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. Предполагается, что прозвище Хайям (Палаточник) связано с профессией его отца или кого-то еще из предков. Детство Хайяма пришлось на жестокий период сельджукского завоевания Центральной Азии. Провинция Хорасан, где проходило детство Омара Хайяма, стала местом жестоких столкновений. Погибло множество людей, в том числе значительная часть ученых.

      Омару Хайяму приписывается авторство около 5000 рубаи, хотя ни одна из древних рукописей не содержала более 300–400 четверостиший. Причем отмечается, что значительное количество рубаи изобилует повторами. В этой связи известный советский востоковед Е. Э. Бертельс высказал суждение: «Внимательный читатель не может не заметить, что среди рубаи значительное число трактует одну и ту же тему. Мы находим как бы „пучки“ четверостиший, очень близких по содержанию и различающихся лишь мелкими деталями. Нам кажется, что одна гипотеза могла бы легко объяснить эту особенность четверостиший Хайяма… Возможно, что он писал их на клочках, обрывках бумаги, и, когда у него собиралась небольшая группа ученых, его единомышленников, Хайям в беседе за кубком вина читал им свои последние творения. Представим себе, что пять друзей Хайяма, придя домой, записали услышанные ими стихи, каждый с небольшими отклонениями, с заменой того или иного слова. Так возникло бы минимум шесть вариантов четверостишия, которые позднее, при собирании их, принимали за отдельные стихотворения. Число вариантов увеличивалось и при переписке рукописей». Это мнение Е. Э. Бертельса в последние десятилетия поддерживается многими хайямоведами. В библиотеке Кембриджского университета хранятся подлинники древних рукописей, содержащих 293 рубаи, которые, по мнению востоковедов, достоверно принадлежат Омару Хайяму.

      В целом исследователи разных времен и народов считают, что творчество Хайяма – это одно из удивительных явлений в истории культуры народов Средней Азии и Ирана, и, пожалуй, всего человечества. Рубаи Омара Хайяма, не зная ни временных, ни национальных границ, пережили века и династии, дошли до наших дней. Вся поэзия Хайяма – это прославление величия духа человеческого, она проникнута верой в бессмертный творческий разум. Этим она близка людям. В этом – залог ее бессмертия.

Николай Волковский, профессор СПбГУ

      Рубаи[1]

      Если Тот, Кто прелестницам дал красоту,

      Утоленье – скорбящим, а праздным – тщету, —

      Нам с тобою не выделит места под солнцем,

      Не печалься: других Он низверг в черноту.

      Коль не знаешь, что будет с тобой через год,

      Зря печалишься раньше прихода невзгод

      Ты, вкусивший вина, обнимающий пери,

      Утирающий страсти взыскующий пот.

      Вы, объятые шумным веселием круга,

      Под звучанье барбата воспойте друг друга.

      И незло помяните беднягу Хайяма,

      Что очнулся травинкой весеннего луга.

      Не тверди, что идет за бедою беда.

      Ты желанной награды не сыщешь тогда.

      Знает каждый мудрец: всё во власти Аллаха.

      Слезы лить понапрасну – не стоит труда.

      Бедные жители кладбищ, их горевое родство

      В прах превратилось летучий. Ветер развеял

      его.

      Что за вино они пили, если до Судного дня

      Спят, ни о чем не тревожась, спят, не боясь

      ничего?

      Даже избранный муж, чья всесильна рука,

      Кто о мире привык рассуждать свысока,

      Пред делами Всевышнего жалок, потерян

      И ничтожен, подобно крупице песка.

      Смерть торгов не ведет и не кажет лица.

      На нее ты бежишь, словно зверь на ловца.

      Чрево рыхлой земли – вот обитель покоя.

      Пей вино. Этой сказке не видно конца.

      Избороздив морщинами чело,

      Сомненье не сулит нам ничего.

      И

1

Перевод Ирины Евсы