Прокурор Брише. Эжен Шаветт

Картушу? Да и с какой целью? Что могло заставить Брише сделаться грабителем?»

      Несмотря на все эти рассуждения, перед господином де Бадьером постоянно возникал вопрос: так зачем же он уехал? Не будучи в состоянии объяснить причину странного бегства прокурора, судья отказался решить эту трудную задачу и возвращался к прежним колебаниям: «Может быть, сообщник Картуша имел большое сходство с Брише и мошенники в шутку дали ему это имя как прозвище. Я уверен, что найду очень много общего между моим бедным другом и этим негодяем, когда он явится в суд».

      При мысли об этом судья в нерешительности остановился.

      «Да, – думал он, – но что, если я вдруг узнаю в преступнике самого Брише и должен буду признать его виновным?»

      Но вера в честность своего друга была так велика, что страх увидеть в мошеннике бывшего товарища быстро прошел, и он начал смеяться над своими опасениями.

      «Да я просто с ума сошел и, веря в подобную нелепость, обижаю моего бедного Брише».

      Но в ту же минуту у него появилась мысль, заставившая его вздрогнуть. Он вдруг припомнил одну подробность из рассказа Картуша, позабытую им: чтобы проникнуть к настоящему или мнимому Брише, надо было произнести следующий пароль: «Поговорим о герцоге Вивьенском!» Судья хорошо помнил, как друг чтил память покойного герцога.

      Откуда взялось это имя и не указывало ли оно, что сообщником Картуша был действительно Брише? Погруженный в эти размышления, де Бадьер шел по улицам совершенно бессознательно и очнулся, увидев перед собой дом исчезнувшего друга.

      «Что мне делать? – думал он. – Если Брише и виновен, могу ли я покрыть позором его дочь и жену? Может, зайти к ним; не узнаю ли я здесь чего-нибудь, что подскажет мне истину?»

      Он опустил молоток, и Колар отворил дверь.

      – Не получали ли вы известий о моем господине? – спросил он.

      У старого слуги превратилось в привычку задавать этот вопрос при каждой встрече с судьей. Таинственное исчезновение прокурора, казалось, сделалось единственной заботой преданного старика. Судья так часто отвечал отрицательно на этот вопрос, что Колар невольно вскрикнул, когда де Бадьер задумчиво произнес:

      – Да, получил, – и тотчас же прибавил: – Есть известия, но странные!

      Занятый своими мыслями, судья говорил машинально, не сознавая даже, что говорит, но, услышав крик, быстро поднял глаза.

      – Что с тобой, Колар? – вскричал он при виде слуги, бледного как полотно и схватившегося дрожащими руками за косяк двери, чтобы не упасть; от сильного волнения он весь трясся.

      – Ах, сударь, вы меня просто поразили, – сказал он слабым голосом, – когда вы сказали, что получили известия, я думал, господин мой нашелся. Но эти известия… странные, как вы говорите, ясно доказывают, что его нет в живых. Переход от радости к отчаянию – слишком сильное ощущение для моих лет, потому что ведь я угадал, господин судья, наш барин умер?

      В голосе Колара послышалась такая глубокая скорбь, что де Бадьер сейчас же сказал про себя: «Он так любит Брише, что поможет