Русский Рокамболь. Александр Цеханович

не поедет, – продолжала Наташа, – она ведь серьезная такая…

      Андрюшка нахмурился:

      – Тогда устрой как-нибудь иначе наше свидание… понимаешь! Мне необходимо переговорить с нею ради нашего дела… если она теперь будет работать там вместо тебя, то я должен буду открыться ей во всем. Ты можешь так, вскользь ей намекнуть, но главное, уговори ее прийти хоть в Никольский сад после работы… Ты скажи ей, что от этого зависит моя и твоя участь, как моей невесты… Слышишь, Наташа?

      – Слышу! – тихо отвечала Наташа.

      – Уговори ее…

      – Попробую.

      – Я буду ждать тебя с нею у входа в сквер… но только не удивляйся, пожалуйста, ничему! Я буду одет совершенно иначе, чем теперь, так, как этого требует мое настоящее звание, а не это… под которым я скрываюсь от врагов моих… Теперь же ступай домой… и пока прощай! Да! Я забыл тебе сказать, что, если она согласится, ты с ночи вывеси в окне платок или что-нибудь белое. Поняла?

      – Поняла, – ответила Наташа, глядя в лицо Андрюшки взглядом, полным обожания и безусловной покорности.

      Через минуту она вошла в квартиру, а он, сумрачно толкнув дверь подвала, вошел и лег на койку.

      – Ну что, и сегодня болен небось? – угрюмо спросил его старый сапожник.

      – Болен! – не менее мрачно ответил Андрюшка, запуская руку в щель у изголовья, куда сунул сверток с вещами, добытыми в квартире Померанцева.

      – Ломаешься больше, я полагаю! – заговорил опять старик. – Ой, Андрей, дам я о тебе известие в колонию начальству, будет тебе здоровая порка… Уж что-то больно ты озорник стал последнее время. Терпеть я больше не могу… Да, главное, и работу запустил… Где ты шляешься?.. Куда тебя черти носят без спросу… А? Ну? Чего молчишь?.. Ухмыляешься? Ну ладно, ладно, подожду еще малость… что будет. А потом, вот тебе Бог, дам знать начальству…

      Андрюшка молча отвернулся к стене, и добродушный старик продолжал брюзжать:

      – И ведь какой был бы славный мастер… работаешь ты чисто! Этого я не могу не сказать, а вот дурь тебя губит; да вот доглядел я еще, что ты тут со швейкой снюхиваться стал… Вот эти все затеи бросить надо! Так-то… Всему свое время придет… Вот отбудешь срок, аттестат дам я тебе самый лучший, станешь совершеннолетним – и ступай себе с Богом, кормись, руки у тебя золотые!..

      В узелке, который в это время осторожно нащупывал Андрюшка, что-то звякнуло. Старик поднял голову:

      – Что это у тебя, деньги там, что ли?

      – А хоть бы и деньги!..

      – Гм! Откуда же могут быть у тебя деньги…

      – Из банка государственного! – грубо ответил Андрюшка.

      Старик с удивлением посмотрел на своего подмастерья. Сегодня он в особенности поразил его своей наглостью, хотя еще больше был удивителен этот его тон. Все в совокупности навело старого сапожника на разные размышления. В голове его мелькнуло подозрение: не затевает ли уж он чего-нибудь? «Надо за ним поглядеть попристальнее, – думал старик, – может, и впрямь натура волчья берет верх…»

      Старик, однако, ничего больше не сказал Андрюшке и только сильнее заколотил по подошве сапога, а преступник лежал с сверкающими глазами, и чего-чего