Разбойный приказ. Андрей Посняков

Лиц сидевших за столом – не столь уж там много сидело – не было видно вовсе, мелькали только руки, выхватывавшие со стола чарки с напитками и нехитрую закусочную снедь. В отличие от корчмы, кругом было чисто – пол выметен, ни на столе, ни под столом не валялось ни объедков, ни пьяниц, по крайней мере насколько можно было разобрать в полутьме.

      – Я тут не зря сижу, – держа чарку в руках, шепотом повествовал Митрий. – Ловлю попутных, да пока вот никого не поймал. Уж думал – одному, с Василиской. А чего, дошли бы!

      – Если б к лихим людишкам не попались, – усмехнулся Прошка. – Их в лесах, говорят, тьма. Понабегли с юга. С тебя-то что взять, а вот Василиска…

      – Вот и я за нее боюсь…

      – И ты еще не знаешь, как тебе повезло. Ты не только до Сарожи, ты почти до Спасского погоста попутных нашел. Один московский гость едет в Толвуйский погост по Кузьминскому тракту!

      – По Кузьминскому? – Митрий так обрадовался известию, что чуть было не опрокинул чарку, а в ней, между прочим, еще плескалось вино, вкусное, недешевое.

      – По Кузьминскому, – засмеялся Прохор. – Это ж по пути?

      – Да это не по пути, это рядом!

      – Ну, вот видишь! Благодари Господа.

      Обернувшись, парни дружно перекрестились на Николая Угодника.

      – Ты только смотри, Прохор, – тихо продолжил разговор Митрий. – Нас ведь, наверное, ищут…

      – Да не «наверное», а точно. Своими ушами слышал!

      – Тем более… А вдруг опознают на тракте? Как бы и тебе, и сотоварищам твоим это боком не вышло.

      – А, не выйдет! – Пронька беспечно махнул рукой. – Переоденем Василиску в парня… Или, нет, лучше тебя – в девку. У Устина, кузнеца нашего, кажись, две сродственницы в Толвуйском погосте есть. Ежели что, скажем – на богомолье ездили, а посейчас вот – обратно с оказией.

      – Ой, Проша, – Митрий вздохнул. – Знаешь, как таких, как мы с тобой, в немецких книжках обзывают?

      – Как же?

      – Авантюристы! Вот как.

      – А-ван… Ну и словцо – не выговоришь, одно слово – немцы.

      – Как московит рассуждаешь.

      – Ла-адно.

      За «московита» – а словцо было ругательное, еще с новгородских свободных времен осталось – Прошка хотел было обидеться, да не стал: не до пустых обид сейчас.

      Выпив по чарке, стали прощаться до утра. Обнялись даже. Прохор поднялся с лавки… И в этот самый момент в гостевую ввалились трое знакомых стрельцов с большого посада. При саблях, с бердышами, а один даже с тяжелым ружьем – пищалью.

      – Эва! – выкрикнул кто-то. – Здрав будь, Кавзя! Никак на войну собрались? Что, свеи Тявзинский мир порушили?

      Один из стрельцов – тот, кого назвали Кавзей, – прищурившись, старательно всматривался в полумрак залы. Не дойдя взглядом до вжавшегося в угол Митьки, стрелец вдруг улыбнулся и махнул рукою, видать, узнал приятеля:

      – И тебе поздорову быть, Федор. Не хочу пугать, но кого-то женка весь вечер искала.

      – Что, вправду?

      – Да врать не буду!

      – Ой, ой…

      Один из мужиков, до того поклевывавший носом, – по виду мелкий торговец – быстро вскочил на ноги и двинулся к