Оранжевая книга. Фантастический роман в звательном падеже. Та Да Не Та

чужие дела. Он устал, но устал безмятежно. Не был ни раздражен, ни взволнован. Он не презирал корысть своих клиентов, не досадовал на их глупость. Снисходительность – одно из украшений Борисандревича. О себе он отзывается:

      – Я совершенно обычный человек, реалист.

      И точно, у него огромные устойчивые ноги, громоздкие всегда блестящие ботинки.

      Он возвращался в уютную Москву после тягучего трудового дня, по совершенно пустынному ночному шоссе, по рельсам, просвеченным лучами фар. И заметил зыбкий тонкий силуэт, хрупкий маленький остов, подволакивающий ногу, с острыми плечами и низко склоненной головой, пугающий бездомностью и странностью. Фигурка непостижимо двигалась ровнехонько посреди шоссе, и не реагировала на свет фар, на гудки. В ту сторону, куда она топала, в сторону города, не было человеческого селения ещё километров шесть – леса и болота. Борисандревич объехал её, и затормозил.

      – Эй, поосторожней! Вы – посреди шоссе!!! – оглянувшись, закричал он.

      Обычно он говорил то, что нужно, или рассказывал анекдоты, или вовсе молчал. И теперь не мог не предупредить опрометчивую пешеходку.

      Фигурка, всё такая же молчаливая, обошла машину и потопала босыми ногами дальше. Борисандревич успел разглядеть ее – это оказался не ребенок, и не старушка, а девушка. Растрепанная, мелкая шмакодявка с хорошеньким личиком. А босые ступни – нежные и белые. Глядя на эти ноги, он припомнил вкус белейшей начинки глазурованного сырка. Где-то на ней прицепленный, как на потерянной корове, откровенно-беззастенчиво звенел колокольчик.

      – Ты заблудилась? – закричал он.

      Девушка обернулась, оглянулась по сторонам.

      – А сколько времени? – спросила она.

      – Поздно, – ответил он, – садись, подвезу. Я в Москву.

      На носу белых Жигулей была наляпана фасонная оранжевая клякса. Если бы за ветровым стеклом болтался красный сеньор-помидор, мохнатый микки-маус, или картонная иконка, Цветка побрела бы себе дальше пешком. Но оранжевая клякса заманила её в машину. Такие кляксы разбросаны и в лесах, на земле и кустах, и по такому лесу идти нестрашно и радостно, ждёшь откровения и чуда…

      Борисандревич по дороге выяснил, что девушка выросла в детском доме, выучилась на швею, в подмосковном Фрязино получила угол в общежитии и место на фабрике.

      – Почему же ты в другом конце Московской области? – разумно усомнился он.

      – Ехала на электричке, сошла на «Сорок первом». Тут лес такой. Просто погулять, – непонятно объяснила она.

      Борисандревич не стал спрашивать, как её занесло на «Сорок первый» Казанской железной дороги.

      До сих пор он знал о современных девочках только понаслышке. Что они глупые и жадные, не такие, как те, что девичествовали в его время. Борисандревич сторонился их, и предпочитал обретаться среди зрелых и разумных существ, пусть чертами грубоватых, но ему понятных и во многом