Письма к Вере. Владимир Набоков

что с того самого дня, когда ты в маске пришла ко мне, – я удивительно счастлив, наступил золотой век для души (ах, по бумаге прыгает моль: не беспокойся, это не ре11опе1а или сагрейеПа), и, право, я не знаю, что мне еще нужно, кроме тебя… Моя душенька, из побочных маленьких желаний могу отметить вот это – давнее: уехать из Берлина, из Германии, переселиться с тобой в южную Европу. Я с ужасом думаю об еще одной зиме здесь. Меня тошнит от немецкой речи, – нельзя ведь жить одними отраженьями фонарей на асфальте, – кроме этих отблесков, и цветущих каштанов, и ангелоподобных собачек, ведущих здешних слепых, есть еще вся убогая гадость, грубая скука Берлина, привкус гнилой колбасы и самодовольное уродство. Ты это все понимаешь не хуже меня. Я предпочел бы Берлину самую глухую провинцию в любой другой стране. Моя душенька…

      Моя душенька, все-таки посылаю тебе и сегодня загадку – очень милый лабиринтыш. Послал бы тебе шахматную задачку, если у тебя были бы шахматы. Ведь по диаграмме не решишь?

      Завтра заседанье правленья союза журналистов (в Литер, худ. кружке), на котором выяснится, когда будет «Суд», и окончательно распределятся роли. («Прокурор» – Айхенвальд). Все это довольно глупая история, – но цель – пополненье фонда – благая.

      Забыл тебе вчера написать: латинское названье капустницы – Pieris brassicae L. (Pieris – пьерида, brassicae от brassica = капуста, «L» сокращен. «Линней», который в своей «Системе природы» впервые классифицировал бабочек и дал латинские названия наиболее распространенным). Моя любовь, я так рад, что вы нахватываете фунтики. Я люблю вас чрезвычайно. Целую отдельно каждый фунтик, счастье мое головокружительное… В.

      64. 5 июля 1926 г.

      Берлин – Синкт-Блазиен

      АЭРОПЛАН

      Как поет он, как нежданно

      вспыхнул искрою стеклянной,

      вспыхнул – и поет

      там, над крышами, в глубоком

      небе, где блестящим боком

      облако встает!

      В этот мирный день воскресный

      чуден гул его небесный,

      бархат громовой…

      И под липой, у решетки

      банка запертого, кроткий

      слушает слепой.

      Губы слушают и плечи:

      тихий сумрак человечий,

      обращенный в слух.

      Неземные реют звуки…

      Рядом пес его со скуки

      щелкает на мух.

      И прохожий, деньги вынув,

      замер, – голову закинув,

      смотрит, как скользят

      крылья сизые, сквозные

      по лазури, где большие

      облака блестят.

В. Сирин 5— VII— 26 Полдень

      65. 5 июля 1926 г.

      Берлин – Санкт-Блазиен

      5 – VII – 26

      Что-то вроде эпиграммы на Айхенвальда.

      Он свысока не судит ничего, —

      любитель слов, любовник слова.

      Стих Пушкина есть в имени его:

      «Широкошумная дуброва»…

      Фунтики мои,

      получили ваш исключительно дорогой письмыш и отвечаем по пунктам. 1) Деньжата у нас, к сожаленью, не водятся. В наших кармашах сейчас