Письма к Вере. Владимир Набоков

всей южной Германии, – что во Фрейбурге «шатались дома». Ты что-нибудь чувствовала? Когда я был маленький, я всегда мечтал о громадном наводнении: чтобы на лодочке прокатиться по Морской, свернуть… Торчат из воды фонари, дальше – торчит рука: подплываю, – оказывается, это бронзовая длань Петра! Му love, do you miss me frightfully? Когда ты приедешь, я тебя встречу на станции один – или совсем не встречу. В «альманахе» будут стихи некоей Людмилы N., подражающей Ахматовой. Приведу пример:

      Только помню холодность вашу

      и вечерней звезды алмаз.

      Ах, сегодня я не подкрашу

      этих злых, заплаканных глаз.

      Занятно? А рассказы, а статьи… Но я не хочу наперед говорить. Му love, I seal you with six kisses: eyes, mouth… and the others I shan’t tell you.

      B.

      Я КЛЯНЮЮСЬ МУРЕ Я ТОЖЕ КУТЯ

      62. 3 июля 1926 г.

      Берлин – Санкт-Блазиен

      3 / VII – 26

      Ломота, игумен, тетка, Коля, Марон

      версификатор, Лета, чугун, тропинка

      ландыш, Ипокрена

      Из слогов данных слов требуется составить десять других слов, значенья которых: 1) место свиданий науки и невежества, 2) двигатель, 3) город в России, 4) историческое лицо, 5) добрая женщина, 6) часть повозки, 7) благовесть диафрагмы, 8) первый архитектор (см. Библию), 9) бездельник, 10) женское имя.

      Му grand ciel rose,

      утром один поехал в Груневальд, с десяти до часу валялся голый на песочке, затем вернулся и обедал (печенка, яблочное пюре). Неожиданно явился почтальон и вручил мне пятнадцать марок от какого-то Lazarus (полагаю, что он твой ученик?). Это было спасенье, так как у меня ни копейки не было, а тут пришло белье (4.50) и дама с папиросами (2.50). А человечек, знаешь, совершенно пропал! A t’il eu vent de quelque chose? Должен тебе сказать, что начал я сегодня писать этот письмышь около половины третьего; остановился; пошел играть в теннис (опять прекрасная жара). Однако около шести хлестнул ливень, я побежал домой et je me régalai d’un bain froid. Полежал в одном халатике – и вдруг заметил, что промокашка, которую ты, мое розовое небо, так бережно несла в тот далекий день, когда мы ее купили, все еще лежит свернутая на шкапу. Я поспешил ее разложить на столе, плотно прикрепил по углам кнопками (punaises). Оделся (все новенькое – галстучек, штанишки, твоя рубашка), и вот сейчас принесли мне ужин. Стоп.

      Поужинал: мясики и макароши. Пока я ел, пришел твой дорогой, дорогой письмыщ. 1) Маленький мой, умоляю тебя потерпеть еще недельки две… Я чувствую, что ты поправляешься. А причина температурки – ты ведь знаешь какая… 2) Burns мне очень нравится, но имей в виду, что строчка «Му dearest member nearly dozen» – чрезвычайно непристойная. 3) Не знаю еще точно, когда стану Позднышевым. Во всяком случае не раньше твоего возвращенья. 4) Шифрованное четверостишие есть «Я знаю холодно и мудро» и т. д. Очень стыдно, что не угадала. Я бы сразу разобрал. Мне жалко, что мои маленькие игры тебе не по вкусу… Еще сегодня пошлю, а завтра уже нет… 5) Исправил письмо к Ханне – и воздерживаюсь от замечаний…

      О мое милое, родное, бесконечно любимое… Какой милый письмыш… Как я люблю тебя… Сейчас восемь часов. Нужно собираться к Татариновым. Дождь перестал. Я люблю тебя. Стоп.

      Вернулся. Около двух. Действо происходило