Дороги и перекрестки. Антология

в пятнах проталин парящих

      Почувствуй дыханье любви

      Весенней —

                       такой настоящей.

Картинка детства

      Трамвай звенит и огибает угол,

      Посуда дребезжит в стенном шкафу.

      Соседский кот срывается – напуган —

      И рыжий хвост уносится в строфу

      Стремглав и дальше пулей по карнизам,

      Оставив позади себя испуг,

      Что передался голубям дремавшим, сизым,

      И те крылами строк вспорхнули вдруг.

      И, поднимаясь из дворового квадрата,

      Твой взор магически тянули за собой,

      Где неба серый цвет, что был когда-то

      В далеком прошлом неизменно голубой.

Новый день

      Навстречу солнцу! Только бы успеть…

      Рассвет сочится дымчатым туманом.

      Над сонным лесом проступает медь,

      И воздух утренний мерещится кальяном.

      Вот здесь, за поворотом на холме

      День окрылится над землей и морем.

      И радость вспыхнет гелием в уме, —

      Он будет не единожды повторен!

Речь

      Польской речью сердца не обидишь,

      по-литовски водочки налей…

      Вспомним, как загнали в гетто идиш

      и по-русски плакал соловей…

      Юрий Кобрин

      Но, казалось, понял все и сам бы,

      Улетев за тридевять земель,

      сердце пульс отстукивает ямбом, —

      парусник души попал на мель.

      Жизнь прельстит навязчивою дрянью,

      о которой вроде бы мечтал.

      Но не прилагается к сознанью

      запасного мира филиал.

      Не от составителя, конечно,

      всевозможных русских словарей, —

      речь, как тайнодышащее Нечто,

      прорастает фибрами в хорей.

      Этой речью пугана Европа

      ей же очарована вослед, —

      Может, Аввакума Протопопа

      распросить, какой ее секрет.

      Надышавшись этими словами

      вместе с материнским молоком,

      Здесь поймешь, что происходит с нами

      переосмысление. com.

      Происходит рано или поздно —

      падает, как на́ голову снег.

      Будто детства августовским звездам

      вновь пришлось твоих коснуться век.

      Где ж она, славянская натура?

      В чьих чужих краях растворена?

      Смотрит вдаль то ласково, то хмуро,

      словно эмигрантская жена.

      Слезы льются внутрь. Их не увидишь.

      Речь моя – моя епитимья.

      Только как перевести на идиш

      русский плач ночного соловья?

Поэту

      Цветок уникальный —

            живущий без связи с землей,

      Свой гений печальный

            отождествлявший с зимой.

      Себя не предавший,

            но жить продолжая вдали

      От родины, ставшей

            утопией почвы – земли.

      И в множестве литер

            подспудная тяга к воде:

      Венеция, Питер, —

            а больше, пожалуй, нигде.

      Каналы, заливы

            к твоим направляют морям.

      Они