Техас (сборник). Татьяна Панкратова

Так вот подходит Филя и говорит: «Ща я вам такой прикол покажу!». Мы: «Ладно, давай». Он разбегается и со всего размаха дверь вышибает.

      – И че вам за это было?

      – Ниче, съе…ись оттуда по-быстрому и все!

      – А у нас классная Елена Сергеевна!

      – Это такая, которая вечно ходит во всем вязаном с помпонами?

      – Ага! Она у нас тут недавно на огоньке баклышку пива отняла и демонстративно вылила в раковину. Дискотеку отменила. Ну, наши пошли к «вэшкам», у них там в открытую все бухали.

      – Мы у нее как-то в классе стекло разбили, когда в футбол играли.

      – Сильно ругалась?

      – Не, это воскресенье было. Палыч (сторож) вышел: «Типа, четыре бутылки – и я вставлю, никто не узнает, только стекло потом принесёте». Ну, мы в магазин сгоняли, поставили ему четыре бутылки – он все вставил. Нормально.

      Мы вспоминали про школу, про учителей. Смеялись. Стало как-то проще и веселее. Музыка окутывала чем-то волшебным, протяжный голос солистки, будто проникал прямо в сердце. Белый смог, мерцание разноцветных огоньков, и мы кружимся, прислонившись друг к другу. Дух захватывало. Я танцевала с парнем своей мечты. Разве можно было желать большего?

      Медляк кончился, а мы все танцевали, обнявшись. Говорили о какой-то ерунде, о друзьях, общих знакомых. Я не видела его лица, не знала, о чем он думает, но чувствовала, как он дышит.

      – О, без десяти уже! Пойдем, а то сейчас народ повалит!

      Мы пошли к выходу. Он не заметил, но я видела колючий, ненавидящий Олин взгляд. В раздевалке сидел Толстый, он там работал по выходным, за это ему разрешали проходить бесплатно. Он всегда относился ко мне очень тепло, как к сестре, даже не знаю почему. Но, увидев, нас с Женей насторожился.

      – О, Женёк, здорово!

      Они пожали друг другу руки. Толстый принес нам одежду. Дошли мы очень быстро, но почти молча. Он словно бы о чем-то думал. Заговорили только в лифте:

      – Забыл спросить, тебе какой этаж? – как-то растерялся он.

      – Третий!

      Мне показалось, он загрустил.

      – Что случилось? – спросила я.

      – Все нормально! – отмахнулся он.

      Я вышла – он тоскливо улыбнулся в дверях.

      – Пока.

      – Шарф! – вспомнила я. – Ты шарф забыл!

      Он дал мне его, когда мы одевались, еще в клубе.

      Я принялась судорожно стаскивать с шеи спартаковскую розу. Это шарф болельщика, на котором изображена символика команды. У нас в то время все в основном болели за «Спартак», коней, то есть болельщиков «ЦСКА» или армейцев, почти не было, их всех перебили, кроме разве что Позднякова, его не тронули. Правда, потом его все равно посадили. На рынке была драка: скины, он был одним из них, отмечали очередной день рождения Гитлера, тогда погибло очень много кавказцев, а посадили только Позднякова, вроде у него на гриндерсах нашли кровь одного из убитых. Но разве можно точно определить, кто именно добил, били же все. Эту драку по телевизору показывали в новостях. Всякие программы были, в которых все выясняли, кто прав и кто виноват. А через неделю другую замолчали или забыли.

      Шарф был длинный и очень теплый. Ребята