Ричард Львиное Сердце. Морис Хьюлетт

таких же синих, как ее чистые глазки, он делал пучочки. Но осень любит покрывать все желтой краской: и Жанна вся покрылась точно позолотой. На возвышении, словно на троне, сидела она, как он сам посадил ее. Но глаза ее были опущены, а личико пылало в то время, как он поклонялся ей, как кумиру своей мечты. Вряд ли он рассуждал о будущем, но ей все еще чудились дымящиеся огни в Лювье: она знала, что они заставят ее трепетать от ужаса опять целую ночь. Несмотря на это, кротость и терпение, неизменная вежливость и смирение ни на минуту не изменяли ей: они, как светлые ручьи, вырывались из ее души и сливались в одну реку. Ричард воздавал ей восторженное поклонение.

      – Королева Жанна! – восклицал он, крепко обвивая ее стан. – Был ли когда в мире человек, благословенный от Господа такой милостью, как я, с тех пор, как Бог сказал: «Се матерь твоя!» А ты ведь для меня все равно, что мать, о нареченная моя! Да, ты будешь невестой и королевой!

      Это было уж чересчур. Жанна положила ему на голову свою ручку и сказала, как бы жалея его за дикий нрав:

      – Ричард мой, Ричард Да и Нет!..

      Это прозвище резануло его слух.

      – Никогда не называй меня так! – остановил он ее. – Предоставь это Бертрану де Борну[7]: дураку и дурацкие слова!

      «О, если б я могла! Если б я могла!» – думала Жанна и вздыхала.

      На глазах ее выступали слезы при мысли, как она должна охладить его великодушные порывы и расстроить ее собственную славу. Но это все-таки не отклонило ее от дела, которое ей предстояло. А он, полный восторженного возбуждения, принялся петь песню юга: «Al'entrada del tems clair, eya!»[8]

      В порыве сердечных ласк, когда волосы их сплетались, когда они приникали друг к другу, трудно было найти между ними большие несходства. Ее родной брат Евстахий меньше походил на Жанну по росту, сложению и золотистым волосам, нежели Ричард. Наружность Жанны вы уже знаете, но Ричарда – еще нет. Хотите знать телесные качества этого сына короля и наследника престола?

      Коротко сказать, это был высокий молодой человек со свежим и спокойным лицом, с прямым носом, с голубыми глазами, сухощавый, гибкий, проворный. Он был одновременно смел и осторожен, горяч и холоден, как лед, – такое же странное соединение, как эта смесь в нем свойств нормандского пса и анжуйской кошки. Он не подкрадывался исподтишка, но всегда, казалось, был готов к смелому прыжку. Не дикий от природы, он был способен на дикие поступки; не жестокий, он быстро отвечал на оскорбление и не упускал к тому случая. Он был не мошенник и не сумасшедший, но в нем была хитрость первого и отчаянность второго, если только это возможно. Велика была его надменность, но улыбка скрывала ее, больше всего проглядывала она в его полусонном взгляде. Пороков у него было много, слабостей – только две: он слишком полагался на свою силу и презирал всех. Не то чтобы он считал всех подлыми рабами: он просто был уверен, что все люди – дураки. Конечно, большая часть их были дураки, но не все.

      На первый взгляд Ричард вызывал восхищение: высокий рост, чудный цвет лица, рыжевато-золотистые волосы, остроконечная

7

Бертран де Борн (ок. 1140–1215) – знаменитый трубадур. Особенно славился своими политическими сервентами (т. е. произведениями придворного певца в пользу своего господина), отличавшимися такой заразительной отвагой, что современники приписывали их влиянию многие войны и междоусобия своего времени.

8

Эх, настанет погодушка!