Салтычиха. Иван Кондратьев

от меня и отняли! На что мне, – говорил, – девка? (Это про меня.) С парнем все веселей! Хоть он мне и не сын, приемыш, а все веселей». И точно – без него попервоначалу скучненько было. Потом ничего, пообошлись, живем кое-как с батюшкой и по сей день. Только ты вот у меня и смутник один есть, Сидорка.

      – Чево мне тебя мутить-то, Галина! Мутить мне тебя не с руки, да и не таковской я парень, чтобы мне зазнобу-девочку мутить! – проговорил Сидорка несколько раздражительно, махнув рукой, а потом с унынием прибавил: – В омут бы головой мне теперь! Право слово, Галя, в омут!

      Галя вдруг встрепенулась, как будто ее что-то ужалило.

      – Ты что это? О чем? – заговорила она бегло, и в голосе ее зазвучала нежная и в то же время решительная нотка. – С чего ты это, парень, взял – в омут головой? Аль нам жизнь надоела? Аль уж мы не люди и повеселиться вовремя не сумеем? Эх, парень, махни на все рукой!

      Галина хлопнула Сидорку по плечу, тряхнула головой. В этих ее движениях проглянуло сразу что-то цыганское, дикое. Она сразу как будто вся изменилась, стала иною. Прежней, несколько плаксивой, как казалось, девушки будто не бывало. Лицо ее запылало, глаза вспыхнули, все тело вздрогнуло.

      Приунывший было Сидорка под влиянием ее оживления оживился и сам.

      – Цыганочка ты у меня, Галя! – воскликнул он, улыбаясь во все лицо удало и сладко, как человек, вполне сознающий в данное время свою силу. – Право, цыганочка!

      – Цыганочка и есть! – согласилась Галина. – Чай, сам знаешь, кто я такая.

      – Как не знать! Все знают, что мать твоя цыганка была. Вишь, глазищи-то у тебя какие! Э, черт этакой! – вдруг вскрикнул задорно парень и смело обхватил Галину одной рукой за стан.

      Девушка не сопротивлялась, стояла на одном месте, но мгновенно повернула голову в сторону.

      – Тише ты! Постой! – сказала она тревожно, к чему-то прислушиваясь.

      – Чево там еще? Аль зазналась?… Впервой, что ли?..

      Сидорка бестолково захохотал.

      – Тише ты, дурень! Говорю, тише! – остановила его Галина.

      И вдруг она что было силы толкнула парня в сторону, прошептав:

      – Беги, черт этакий! Барыня едет! Эк как нас на дорогу вынесло!.. Нашли место!…

      Сидорка испуганно, ничего не соображая, шарахнул в лесную поросль.

      Но было уже поздно.

      В нескольких саженях от того места, где вели прощальную беседу влюбленные, показалась маленькая тележка в одну сытую лошадку, с кучером. В тележке сидела женщина лет за тридцать, плотного сложения, довольно еще красивая для своих лет. Она, как выслеживающая свою добычу орлица, держала голову несколько вполуоборот в ту сторону, где стояла Галина, и, сжав толстые губы, прямо и холодно глядела на девушку. Тележка бесшумно, но быстро приближалась к Галине.

      – Стой! – грозно крикнула барыня хриплым голосом, когда тележка поравнялась с девушкой.

      Тележка так же бесшумно, как ехала, стала.

      – Чья шлюха?.. Никанорова?.. – начала барыня, не спуская глаз с девушки.

      – Так точно-с, Никанорова буду, – отвечала девушка тихо, но смело.

      – Вишь,