Трон и любовь. На закате любви. А. И. Лавинцев

государь, последуй за мной! Я всю слободу знаю и так укрою тебя, что никто не найдет…

      Петр заколебался. Он понимал, что в словах Павла есть много правды, но все-таки не решался последовать за ним.

      – Государь, – вбежала перепуганная Елена, – ваши московские стрельцы возмутились, они идут сюда… спасайтесь, государь!..

      – И вы, фрейлейн Лена, говорите то же, что и он. Вы боитесь?

      – Не за себя, государь, не за себя. Вы знаете, как они буйны. Нет возможности ни за что поручиться… Вспомните ваше детство.

      Лицо Петра исказилось болезненной судорогой. Елена напомнила ему одно из ужаснейших пережитых им мгновений: страшный стрелецкий бунт 1682 года. Петру живо представился труп его дяди Нарышкина, сброшенный с балкона дворца на стрелецкие копья. Вспомнил он, как увела его перепуганная мать в Грановитую палату, и как ворвались туда опьяненные своим успехом бунтовщики. Ведь тогда, ребенком, он видел направленные на него копья, и памятен ему был испытанный тогда страх смерти.

      Петр знал, на что способны озверевшие стрельцы, подстрекаемые и руководимые такими опытными смутьянами, как Федька Шакловитый да подьячий Шошин, за которыми стояли руководимые Милославскими царевна-правительница Софья и ее «мил сердечный друг Вася», князь Голицын, Васильев сын.

      И вот теперь эти сорвавшиеся с привязи звери были близко.

      Шум и галдеж все разрастались. Обитатели Кукуя были застигнуты врасплох. Они никак не ждали, чтобы беспорядки начались так скоро, и мирно покоились сном, когда на тихих слободских улицах вдруг появилась пьяная стрелецкая ватага.

      – Изведем оборотня, – слышались неистовые вопли, – младшим царем прикинулся и черную смерть пущает…

      – Долой Нарышкиных… Перебьем их всех так, чтобы на семя не осталось…

      – На колья их! Милославские нам милы…

      – Ищите оборотня, забьем его!

      Такие крики, сливаясь в один общий гул голосов, слышались все ближе и ближе.

      Петр не знал, на что ему решиться. Он ясно сознавал опасность, и в то же время присутствие молодых девушек связывало его. Он боялся уронить себя в их глазах, иначе говоря, боялся, что Анна Монс подумает про него, что он – трус…

      – Государь великий, – кинулся к нему Павел Каренин, – доверься мне, я укрою тебя…

      Петр не шевельнулся; только его рука все крепче и крепче сжимала рукоять ножа.

      – Государь, – выдвинулась Анна, – безрассудство не есть геройство… Вы слышите, что кричат там? Вы будете убиты, прежде чем подоспеют наши алебардисты… Я хочу, чтобы вы жили… Идемте!..

      Она смело схватила молодого царя за руку и потащила за собой. Петр не сопротивлялся; он покорно следовал за Анною, с восхищением глядя на нее; для него в эти моменты она была героиней.

      – А я буду прикрывать отступление! – воскликнул по-немецки Павел. – И мы убережем его.

      Он слышал, что Анна говорила с Петром по-немецки, и заговорил на этом же языке и сам.

      Елена, когда они вышли, спешно погасила огонь в кабинете, спрятав перед этим