Юность Лагардера. Поль Феваль

по королевской дороге, ведущей в По, – и спустя четверть часа его глазам открылось жуткое зрелище.

      Поперек дороги в начавшей уже подсыхать луже крови лежали трупы пятерых людей и двух лошадей.

      – Матерь Божья! – перекрестился Пьер Бернак.

      Его мул, почуяв мертвых, уперся, захрипел и дальше идти отказался.

      Неподалеку стояла карета с выпряженными лошадьми. В сердце доброго малого шевельнулась надежда:

      – Может, кто-то еще жив?

      Он спешился, привязал мула к березе и принялся с тоскою в сердце и со слезами на глазах осматривать поле боя.

      Увы! Скоро он убедился, что все пятеро были мертвы. Пьер Бернак склонился над одним из трупов и не сдержал слез:

      – Женщина!.. Да какая молодая, красивая!

      Это была Дория де Лагардер. Она лежала с раскрытыми глазами; ее белокурые локоны рассыпались по земле. В руке она сжимала окровавленную шпагу. Убитая была настолько прекрасна, что пастух прошептал:

      – Прямо как христианская мученица, о которых нам говорил господин кюре… Господи, помилуй нас, грешных!

      С его уст непроизвольно сорвалась молитва. Почтив память погибших, Пьер Бернак поднялся с колен и решил заглянуть в карету: «Может, смогу кому-нибудь помочь?»

      Он откинул занавеску. На сиденье лежала бледная Сюзон. На ее платье, чуть повыше левой груди, расплылось огромное темно-красное пятно. Рядом с горничной, сжав кулачок, спал малыш: должно быть, он всю ночь кричал, а к утру устал и затих…

      – Ангелочек, – прошептал пастух. – Ясное дело – сынок той красавицы дамы. А эта черненькая – как видно, служанка.

      Пьер осторожно коснулся лица Сюзон, ее шеи… затем его рука скользнула под корсаж…

      – Сердце бьется! – воскликнул он. – Слава Богу, жива!

      Местные жители считали его костоправом, а некоторые – хотя сам он с ними и не соглашался – даже колдуном. Он хорошо знал свойства всех трав, растущих в округе, и успешно лечил множество болезней, не говоря уже об ушибах, вывихах и переломах. Короче, он был тем, что называется нынче – «народный целитель».

      Он осмотрел рану девушки и улыбнулся:

      – Царапина… Ничего, справимся…

      Бережно приподняв Сюзон, он поднес к ее губам заветную для любого пастуха флягу с водкой. Девушка застонала и открыла глаза. Увидев склонившегося над ней рыжеволосого детину, она заломила руки и запричитала:

      – Пощадите! Пощадите! Не убивайте! – И, немного передохнув: – Антуан! Негодяй! Проклятый предатель!

      «Бредит, – подумал Пьер. – Еще бы! Она так намучилась, бедняжка… Ничего, я помогу ей!»

      Анри проснулся и заплакал.

      Зов ребенка – беззащитного маленького существа – заставил Сюзон Бернар забыть о себе. Она прижала мальчика к окровавленной груди и воскликнула:

      – Они не убили его! Слава тебе, Боже!

      И вот уже, выйдя из кареты, она стоит, опершись на могучую руку Пьера Бернака, и со страхом озирается вокруг.

      – Что тут было? – спросил пастух.

      Сюзон содрогнулась всем телом, закрыла лицо руками и