Юность Лагардера. Поль Феваль

бы, чего проще: отправиться к госпоже де Лагардер и все ей рассказать! Однако Сюзон обуревали сомнения.

      Дория была строга к себе и к окружающим и держала слуг лишь безупречного поведения – после первой же провинности она, хорошенько отчитав, увольняла их.

      – Если я во всем признаюсь, – рыдала Сюзон, – она прогонит меня! А ведь я так люблю малютку Анри и так предана его матери!

      Поразмыслив, бедняжка пришла вот к чему: «Хозяйка все равно не поверит мне. Мало ли что может наговорить человек, которого мучают кошмары. Да и смею ли я обвинять монсеньора герцога Мантуанского? Ведь госпожа Дория – сестра ему!»

      Герцог встал перед ней как живой – простой, милый, приветливый, ведущий с хозяином дома долгие задушевные беседы… Неужели обходительный вельможа отравил гвасталльского государя и хочет отправить на тот свет семью Лагардеров?

      – Нет! – решила она. – Я и заикнуться про такое не смогу!

      Несколько раз Сюзон Бернар приступала к Пейролю с расспросами, но тот свято хранил свои секреты и ничего не рассказывал ей. Он только смеялся над женским любопытством и крепко целовал горничную, так что в конце концов она совершенно успокоилась и втихомолку радовалась тому, что не поддалась первому побуждению: «Кабы я открыла рот, госпожа де Лагардер немедленно прогнала бы меня!»

      Но она все-таки сказала своему возлюбленному:

      – А знаете ли вы, сладкий мой, что вы порой говорите сами с собой по ночам? Мне иногда даже страшно делается!

      Пейроль не на шутку перепугался: «Что же я такое наболтал?»

      Однако виду не подал, а спокойно пожал плечами и отвечал:

      – Знаю, знаю! Меня частенько донимают жуткие кошмары. – Он помолчал с минуту и продолжал: – Кинжалы… яд… покойники… это началось в ту самую ночь, когда я приехал в Гвасталлу на зов дорогого батюшки и он скончался у меня на руках! – Антуан тяжко вздохнул и притворился, будто утирает слезы: – Как же я любил своего отца! Никого у меня больше не осталось на земле после его смерти… Какое счастье, что я повстречал вас, Сюзон, carissima mia![37] Что бы я делал в этой скорбной юдоли без вашей ласки, вашей красоты?

      На том и успокоилось сердце Сюзон; она теперь даже смеялась, вспоминая, как бессонной ночью вслушивалась в страшные слова, слетавшие с губ ее милого жениха.

      Вдобавок от горничной не могло укрыться то обстоятельство, что дружба между Лагардерами и их знатным родичем день ото дня крепла.

      Однажды Сюзон суетилась вокруг Дории, занимаясь ее утренним нарядом, а та задумчиво говорила:

      – Право, не знаю, на что решиться… Мы оказались в весьма трудном положении – так не выручит ли нас твой беарнский здравый смысл?

      – Всем сердцем рада служить вам, сударыня, – горячо ответила служанка. – Чем я могу помочь вам?

      Неторопливо расчесывая солнечно-золотистые волосы, Дория рассказывала:

      – Речь идет о будущем моего сына… Как ты знаешь, Сюзон, по закону герцогство Гвасталльское – наше; нам осталось только поехать туда и вступить во владение. Но, видишь ли, милейший

37

Дорогая моя! (ит.)