Антикварий. Вальтер Скотт

и сказал. Ты ведь знаешь, какой у него дар слова! И он решил не уходить, пока не получит успокоительных сведений о всех вас. Он прекрасно говорил о том, как мы должны покоряться воле Провидения… Достойный человек. Как он говорил!

      Олдбок ответил ей в том же тоне:

      – Этот достойный человек ждет не дождется, когда мое поместье отойдет к наследникам по женской линии. Все ясно! А пока он выполнял свой христианский долг, утешая тебя в этом грозящем бедствии, очевидно, и исчезли пирог с курятиной и мой добрый портвейн?

      – Дорогой брат, как ты можешь говорить так, едва спасшись от гибели на утесах!

      – Да, я спасся удачнее, чем мой ужин от пасторских зубов! Надеюсь, больше спорить не о чем?

      – Оставь это, Монкбарнс! Ты говоришь, словно в доме нет другой еды. Разве ты не хотел бы, чтобы я предложила легкую закуску честному человеку, проделавшему пешком всю дорогу от пасторского дома?

      Олдбок стал не то насвистывать, не то напевать конец старинной шотландской песенки:

      Сперва белый пудинг сожрали,

      Вот с черным покончили, ох!

      И думал хозяин уныло:

      «Хоть черт их пристукнул бы, ох!»

      Сестра поспешила прервать его, предложив подать какие-то остатки от обеда. Олдбок заговорил было о другой бутылке вина, но потом стал расхваливать свой бренди, который действительно оказался великолепным. Но так как никакие настояния не могли побудить Ловела надеть бархатный ночной колпак и расшитый цветами халат хозяина, Олдбок, претендовавший на кое-какие познания в медицине, стал требовать, чтобы гость как можно скорее лег в постель, и предложил рано утром отправить в Фейрпорт посланца (все того же неутомимого Кексона), чтобы добыть гостю смену одежды.

      Таким образом мисс Олдбок впервые узнала, что молодой приезжий будет на ночь их гостем. И ее изумление по поводу столь необычайного события было так велико, что, если бы не изрядный вес ее головного убора, уже нами описанного, седые локоны мисс Олдбок стали бы торчком и сдвинули его с места.

      – Господи нас помилуй! – воскликнула пораженная дева.

      – Что еще, Гризл?

      – Мне нужно поговорить с тобой, Монкбарнс!

      – Поговорить? О чем же это? Я хочу лечь, и для бедного молодого человека тоже пусть немедленно приготовят постель.

      – Постель? Помилуй нас боже! – снова воскликнула Гризл.

      – Ну, в чем опять дело? Разве в доме мало постелей и комнат? Разве в старину здесь не был hospitium, где, я ручаюсь, еженощно стлали постели для двух десятков странников?

      – Ах, боже мой, Монкбарнс! Кто знает, что делали в старину! Но в наше время… постели… Конечно, у нас найдутся постели и комнаты тоже. Но ты же сам знаешь, что в этих постелях давным-давно никто не спал и эти комнаты никогда не проветривались. Если б я знала, мы с Марией могли бы уйти в пасторский дом – мисс Бекки всегда нам рада (и сам пастор, братец, тоже). А теперь… боже ты мой!

      – А разве Зеленая комната не годится, Гризл?

      – Зеленая? Да, конечно, Зеленая более или менее в порядке, но только