Полночный прилив. Стивен Эриксон

любовью, извини за личный вопрос?

      – Турудал любит только самого себя. Как я сказала, он был моложе, а я – опытнее. Сейчас-то он старше меня – даже интересно. В каком-то смысле. В любом случае уже в то время не было недостатка в липнущих к нему мужчинах и женщинах. Думаю, он считал, что его всегда ждет победа. Наверное, и сейчас так считает. Для идеального вора главное – чтобы жертва оставалась в счастливом неведении, что ее обокрали.

      – Думаю, – вмешался Бугг, – что Турудал Бризад не жалел о своей капитуляции.

      – И тем не менее, – сказала Шурк Элаль. Затем помолчала и проговорила: – В этом мире нет ничего, чего нельзя украсть.

      – И с этой мыслью, свербящей, как овечий пот у нас в желудках, – сказал Тегол, поставив чашку, – мы с тобой прогуляемся, Шурк.

      – А до Селуш далеко?

      – Мы не будем спешить. Спасибо, дорогой Бугг, за восхитительный напиток. Приберись тут, ладно?

      – Если время найду.

      Шурк помедлила.

      – Мне слезть по стене и следовать за тобой тайком?

      Тегол нахмурился.

      – Только если невмоготу. Просто накинь капюшон – и останешься неузнанной.

      – Хорошо. Встретимся на улице, чтобы не видели, как я выхожу из дома, куда не входила.

      – За мной до сих пор шпионят?

      – Может быть, нет, но лучше проявить осторожность.

      – Хорошо. Тогда до скорого.

      Тегол спустился по лестнице и вышел в дверь, однако повернул не налево, как обычно, а направо – туда, где теперь был навален строительный мусор. Выходящая сюда стена была закрыта кирпичной кладкой и дверьми без задвижек.

      Шурк Элаль появилась из тени в надвинутом на лицо капюшоне.

      – Расскажи мне еще об этой Селуш.

      Они двинулись друг за другом по узкой тропинке в сторону улицы.

      – Бывшая сотрудница Бугга. Бальзамировщики и все, кто работает с покойниками, – это своего рода большая семья. Постоянно обмениваются методами и частями тела. Я слышал, это целое искусство. Историю тела можно прочитать по множеству мелких деталей, как свиток.

      – Что толку читать список изъянов, если субъект уже мертв?

      – Болезненное любопытство. Или любопытная болезнь.

      – Пытаешься шутить?

      – Ни в коем случае, Шурк Элаль. Я твердо запомнил твое предупреждение.

      – Тегол Беддикт, ты очень опасен для меня. И все же я подсела, как будто ты – умственный белый нектар. Мне нравится, что я с трудом удерживаюсь от веселья.

      – Если у Селуш получится то, что она задумала, опасность, связанная со смехом, исчезнет; сможешь фыркать без опаски.

      – Даже когда я была живая, я никогда не фыркала. И не собираюсь, раз уж я мертвая. Но то, что ты предлагаешь, грозит… разочарованием. Пропадет напряжение, умрут искры. Боюсь, я впаду в депрессию.

      – Таков риск исполнения мечты, – сказал, кивнув, Тегол, когда они добрались до грязного Сточного канала и пошли вдоль него. – Сочувствую, Шурк Элаль.

      – Расскажи, что ты знаешь о старой башне на запретной земле за дворцом.

      – Немного, только что твоя немертвая подруга живет поблизости. Девочка.

      – Да,