Полночный прилив. Стивен Эриксон

или не хотят спорить с методами, а интересуются лишь целью; они обречены повторять ужасы и трактовать результат – любой – как проверку твердых принципов. Даже если кровь будет литься рекой вокруг, они будут обсуждать детали.

      – Значит, быть войне, – прошептал Трулл.

      – Война идет всегда, брат, – ответил Фир. – Духом, словом и мечом: история пропитана нескончаемыми столкновениями.

      – И треском костей, – сказал Рулад с улыбкой человека, знающего тайну.

      Напрасно он задавался, поскольку Томад не мог такого спустить и наклонился вперед.

      – Рулад Сэнгар, ты говоришь, как слепой старик с мешком теней. Так и хочется подтащить тебя по столу сюда и стереть самодовольство с твоей физиономии.

      Трулла прошиб пот. В лице брата не осталось ни кровинки. Отец, ты нанес рану более глубокую, чем можешь представить. Взглянув на Майен, Трулл с удивлением заметил в ее взгляде жадный интерес, злость и почти неприкрытый восторг.

      – Я не так молод, отец, – хрипло сказал Рулад, – и ты не так стар, чтобы такие слова…

      Кулак Томада обрушился на стол; чашки и тарелки подпрыгнули.

      – Тогда говори, как мужчина, Рулад! Поведай нам о том ужасном знании, которое распирает тебя уже неделю! Или предпочитаешь по-бабьи вилять бедрами? Думаешь, ты первый молодой воин, которого тянет к женщинам? Похоть, сын, плохой помощник…

      Рулад вскочил на ноги, лицо перекосило гневом.

      – И какую сучку ты положишь мне в постель, отец? Кому ты меня пообещал? Во имя кого? Ты посадил меня на цепь в этой деревне и смеешься, если я пытаюсь сорваться. – Рулад оглядел всех и остановил взгляд на Трулле. – Когда начнется война, Ханнан Мосаг принесет жертву. Он должен. Будет перерезано горло, чтобы окропить нос первого корабля. Он выберет меня?

      – Рулад, – сказал Трулл, – я ничего об этом не слышал…

      – Выберет! Я буду спать с тремя Дочерьми! Шелтата Лор, Сукул Анкаду и Менандор!

      Тарелка выскользнула из рук раба и раскололась о стол, моллюски рассыпались. Когда раб кинулся наводить порядок, Урут схватила летерийца за запястья и резко вывернула его ладони.

      С красных, блестящих ладоней была содрана кожа.

      – В чем дело, Удинаас? – грозно спросила Урут, дернув раба к себе.

      – Я упал, – ответил, ахнув, летериец.

      – И капаешь кровью в нашу еду? Ты потерял разум?

      – Госпожа! – осмелился сказать другой раб, протиснувшись поближе. – Я видел: когда он пришел, никаких ран не было, клянусь!

      – Это он боролся с вивалом! – закричал другой, отшатываясь в ужасе.

      – Удинаас одержим! – завизжал еще один раб.

      – Тихо! – Урут положила ладонь на лоб Удинаасу и сильно нажала.

      Чародейство обвило раба. Он задергался, сделал шаг и упал к ногам Урут.

      – Ничего в нем нет, – сказала она, убирая дрожащую руку.

      Заговорила Майен:

      – Пернатая Ведьма, займись рабом Урут.

      Юная летерийка метнулась вперед. Другой раб помог оттащить бесчувственное тело.

      – Не