Дом пепла. Книга 1. Ксения Бабкина

не знаю, Герхард не замечал или не хотел замечать всех твоих достоинств, но будь я на его месте, я бы… – Тони развёл руки в стороны, выразительно растопырив пальцы, как будто что-то удерживал в воздухе, – тебя боготворил. Как минимум.

      И никогда бы не закончил, как бедняга Герхард.

      Он улыбнулся, наслаждаясь коротким смятением на лице Клариссы.

      – Я не знаю, что сказать… – заговорила она, нарушив затянувшуюся паузу. Довольно ухмыльнулась. – Давненько мне не делали комплиментов. Наверное я разучилась правильно реагировать.

      – Лично мне нравится, как ты реагируешь, – рассмеялся Тони. Посмотрел на массивную решётку, встретился глазами с Клариссой. Возможно, он ошибается, и она не травила мужа, но тогда точно знает, кто это сделал, и старательно много лет покрывает этого человека. Наверняка кого-то из многочисленной родни. Может, отца? Или брата? Или любовника? Хотя вряд ли. Интуиция редко подводила. Все-таки Кларисса сама убила мужа.

      – Спасибо, что подвёз. Теперь я – твоя должница. Так что с меня ужин. Ты ведь надолго здесь?

      Тони кивнул.

      – Подожди, а как же твоя машина? – вспомнил он. – Так и останется стоять у банка?

      – Ерунда. Разберусь потом, – она протянула ему руку. – Приходи сегодня вечером в «Гиену».

      – Обязательно, – Тони проигнорировал протянутую ему руку и, наклонившись, коснулся губами тёплой щеки Клариссы. – Тогда до встречи.

       Он с улыбкой проводил уходящую Клариссу взглядом.

      Она всегда находилась рядом, но всегда ускользала. Больше не сможет. Теперь она нужна ему, как воздух.

      Родственные души – так ведь бывает?

      Магнолии на костях

      (Даниэль)

      Даниэль ненавидит смерть.

      Точнее, ненавидит дряхлость и ту смерть, которая приходит, когда уже не остается сил даже звать. И о ней он всегда вспоминает в комнате деда, Бернарда Эша.

      Один из самых богатых и влиятельных людей Нового Орлеана ничего не может противопоставить ни старости, ни смерти. Он иссыхает на любимом продавленном кресле – или на огромной кровати с пыльным балдахином, где запутываются моль и сны.

      Комната деда небольшая и заставлена мебелью так сильно, что можно играть в прятки, всего лишь сделав шаг в сторону. Но сам Даниэль сейчас стоит у приоткрытого окна. С улицы не доносится ни ветерка, только удушливая духота, сулящая к ночи разразиться грозой. В жар вплетается сладкий аромат магнолий. Они разрослись прямо под окнами, так густо, как будто никогда не знали садовника.

      Магнолии Даниэль тоже не любит. Каждый раз ему кажется, они хотят его придушить, впиться в горло запахом и не отпускать, пока он не перестанет дышать.

      Отгоняя навязчивую картинку, Даниэль трет кончиками пальцев виски. По крайней мере, аромат цветов перебивает запахи лекарств в комнате.

      Бернард сидит в кресле, укрытый пледом в полоску, а у ног таится обогреватель, едва ли не старше самого