Тростинка на ветру (сборник). Галина Федоровна Вершинина

приказа) свой лейтмотив: о бескорыстном служении людям, о заслугах перед страной, о «поднятых северах» и т. д. И вроде как каждый обещал отблагодарить автора по полной программе. Но то ли Иваныч намека не понял, то ли взбунтовалась в нем рабочая гордость, только после этого случая сочинять он стал песни совсем невеселые. Дела к тому времени на предприятии пошли хуже некуда – и полилась между строк его новых произведений глубокая тоска о равенстве и братстве, безмерная грусть о глухой несправедливости и едкая горечь о «длинном северном рубле». Так что приказ о сокращении Иваныч подписал первым…

      – А помнишь, помнишь, – наседала на Дмитрия Ивановича раскрасневшаяся от трогательных воспоминаний, с сигаретой в зубах Ольга. – Как ты ему: меня ни за какие деньги не купишь! Мы так переживали. Мне-то проще было остаться, как-никак начальница отдела, – не уточняя, какого именно, горячо продолжала вспоминать дела давно минувших дней Ольга. – Да толку не вышло.

      Хозяин дома активно поддержал соратников по несчастью. Бывший «кразовец» той же колонны так же ждал обещанную квартиру до последнего, вплоть до ликвидации предприятия. Но ни долгожданного жилья, ни остатка задолженности по зарплате ни он, ни его жена, ни старший сын, работавшие там же, так и не получили. Разбередив обиду далеких дней, тут же горько шутили: «Обещанного всю жизнь ждут…»

      Вдруг в руках Дмитрия Ивановича оказалась гитара, и без всякого перехода началось свое «кино»: северные годы встретившихся друзей, чьи дороги разбросались когда-то, замелькали еще раз, только уже в песнях, в уверенном баритоне случайно пришедшего в знакомый дом старого товарища.

      В разговорах и песенных переборах не сразу заметили примкнувшую к «старикам» молодежную компанию. Для поддержания тонуса неожиданного гостя Леха подошел к Дмитрию Ивановичу. Несколько вопросов, два-три пробных аккорда – и вот уже песня объединила всех. «Мой адрес – Советский Союз…» – выводила молодежь, почти не помнившая о распаде Союза. «Кто тебе сказал…» – возвращала в годы юности старших. «Увезу тебя я в тундру…» – напоминала о реалиях северной жизни, затянувшейся у каждого в силу разных причин.

      Внезапно возникшую ностальгию не омрачали покосившиеся полы бамовского долгожителя, исчезнувшего из списков жилого фонда шесть лет назад. Отошла на второй план и отрезанная ветка газопровода (поскольку прописанными во всем доме остались только две семьи). Дважды за вечер отключали электричество. Было не до этого…

      Молодежь, подумав о завтрашнем расставании с призывником, ринулась танцевать. Вынесенная в подъезд колонка магнитофона дребезжала от напоров модных «Фристайлов», «Демо» и «Вирусов» – кто какую кассету заказывал.

      Дмитрий Иванович благодарил хозяев за радушный прием, галантно целовал ручки Ольге и хозяйке дома, выражал надежду на новую встречу.

      Он уходил. К кому и куда – неизвестно. Наверняка согрев свою одинокую душу живительной музыкой, которая, как выяснилось, давала ему в последние годы и пропитание, и кров. По крайней мере, при прощании он проговорился, что держится на плаву средь