Осень нелюбви. Татьяна Лебедева

молчали, никто не пил. Я посмотрела на Ларису – она спокойно сидела, потупив глаза в стол, так же, как и все. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, брови ее не приподнялись, а губы не пошевелились. Она была бесстрастна, будто ее это совсем не касается. И у меня закралось сомнение: а может быть, Рома сказал мне правду, и у них действительно ничего нет?

      Рома раскачивался над столом, как огромная мачта во время шторма. Одной своей большой жилистой рукой он вцепился в плечо бедному Коленьке, чтоб не упасть, другой держал стакан. Коля испуганно поморщился, но плечом не повел, а даже будто напряг его, чтобы Рома крепче держался.

      – Даша, с днем рожденья!… Может, поцелуемся? – Рома даже начал отодвигать стул, чтоб выйти.

      – Рома, я прошу тебя, перестань! Ромочка, сядь, пожалуйста!

      Он неприятно захихикал.

      – Вы слышали, она назвала меня Ромочка! Первый раз за два года она назвала меня Ромочка!

      Никто не комментировал. Я вышла из-за стола и стала одеваться. Оставаться здесь дальше не имело смысла. Хотелось только поскорее забыть все произошедшее.

      На темной холодной улице не было ни души, только скрипели переворачивающиеся пластинки на рекламном щите над стоянкой. Рома догнал меня у машины. Я услышала его голос и обернулась, он ковылял ко мне в свете фонаря.

      – Даша, уже? Даже не обнимешь на прощание?

      – Ром, прекрати!

      – Ты знаешь, что я пью из-за тебя?

      – Нет.

      – Только потому, что ты меня не любишь.

      – Ерунда какая-то.

      – Я говорил тебе, что ты эгоистка?

      – Сто раз.

      – Ты бесчувственная эгоистка! Господи, зачем я веду себя, как дурак?!

      – Ты прав. Хватит позориться.

      Я села в машину. Он остановился возле дверцы.

      – Ну пока!

      – Пока.

      На самом деле, мне было больно! Стыдно за него и очень больно! Сердце сжималось. Зачем он так ведет себя? Зачем все выставлять напоказ? Я ведь и сама по нему очень скучала. И, честно говоря, если б он захотел со мной помириться и попросил прощения за все гадости, что наговорил мне… Но уже поздно. Похоже, сегодня он сжег свои корабли.

      Я завела машину, тронулась. Поставила диск The National, грустный, меланхоличный, как начало моего нового года жизни. Очень хотелось быть оптимистом и верить, что дальше будет лучше. Но Мэтт Бернингер будто резал ножом по сердцу, оставляя мурашки на руках, и говорил, что надеяться не на что.

      * * *

      Столик в ресторане был заказан заранее, и мои подруги уже ждали меня там. Их у меня было всего две: Лора и Инга. Вероятно, подруг должно быть больше, но так как я интроверт, этого мне хватало сполна. Вообще я давно заметила, что для близкого общения мне необходимы лишь три человека: три подруги в школе, три подруги в институте, парень и две подруги. Если вдруг появлялся четвертый человек, который требовал моего внимания, мне казалось, что в жизни начался неуправляемый хаос,